Своя-чужая боль, или Накануне солнечного затмения. Стикс - читать онлайн книгу. Автор: Наталья Андреева cтр.№ 106

– Я? Держу?

– Но если, Ваня, ты прикидываешься, если с памятью твоей все в порядке, то мстя моя будет ужасна, – Свистунов неестественно рассмеялся, подмигнул. – Понял?

– А с чего ты взял, что я тебя боюсь? – спокойно спросил он. – С того, что на Славика с кулаками не полез? Так это не от слабости, а от силы. Я не только сильнее, я еще и умнее. Если это Славик мне амнезию организовал, будь спокоен: он получит свое. Покойник он, если это сделал. Но я не верю, что все было из-за женщины. Не хочу верить. Я дело в своей жизни делал? Понял ты? Дело.

– Ну-ну, – покачал головой Свистунов. – Что я могу сказать? Молодец, Иван Мукаев. Молодец.

Он потянулся сладко, посмотрел на часы: половина восьмого. А можно еще лежать и лежать, суббота ведь: выходной. Но нет, надо бы встать, пробежаться. Будни, выходные – все едино. День шестой, и точка. Покосился на Зою, улыбнулся невольно, вспомнив вчерашний вечер: что это с ней? Медовый месяц после стольких лет брака! Словно изголодалась. Бедная женщина, до чего он ее довел! И он ли? Нет, это был другой человек. Который и в самом деле умер, потому что тот, кто живет теперь с Зоей, понял: нельзя пренебрегать любовью. Когда все в жизни рушится, она единственное, за что можно хоть как-то зацепиться. Любовь и семья. Жена и дети не требуют, чтобы он все вспомнил, принимают его таким, какой он есть. И даже этому рады. Потому и он так тянется к ним.

– Ты куда? – Зоя подняла голову с подушки. Он уже в который раз удивился ее способности мгновенно просыпаться, стоит только ему встать с постели.

– Полежи еще. Выходной. А я пробегусь.

Зоя послушалась и осталась лежать, но он знал, что, когда вернется, на столе будет завтрак, и чистое полотенце она накинет ему на плечи, с улыбкой заглянув в ванную комнату. И скажет:

– Какой же ты красивый, Ванечка! Почему ты такой красивый?

Почему? Да потому что она его любит! Его же это не волновало. Какой он? Как воспринимают его окружающие? Ни раньше, ни тем более сейчас. Напротив, он чувствовал, с этим связано что-то злое, неприятное. Женщины никогда не были важной частью его жизни, он это помнил. Радовался, наверное, что не надо прилагать усилия, добиваться их любви, не надо тратить на это драгоценное время. Это для удобства – его привлекательная внешность. Потому что – он помнит – его занимало только Дело. Его Дело. Случалось, пользовался своим успехом у дам. Опять же во имя Дела. Он не помнил деталей, а скорее не хотел вспоминать. Эти воспоминания были бы неприятными, он радовался, что избавился от них.

Главное, что Зоя будет с ним. Всегда будет. Она ему нужна. Она не задает неприятных вопросов. А до остальных ему сейчас нет дела. Он занят. В это утро он должен добежать до парка, сделать несколько кругов, потом серию гимнастических упражнений и вернуться обратно к дому. Опять же, не для красоты, для дела. И плевать, что женщины смотрят, переглядываются и сплетничают. Может, думают, что он позирует: красиво бежит, высоко поднимая колени. Но он-то точно знает: для себя это, не для них. Хотя спину все равно выпрямил, бежать стал ровнее, дыхание, со свистом рвущееся из груди, постарался сдерживать. Ничего не поделаешь: природа. Основной инстинкт. Смотрят же! Краем уха уловил:

– Смотрите, смотрите: Мукаев!

– Хорошенький какой! А мускулы! Прямо Шварценеггер! Который Арнольд.

– Куда ему, Арнольду! Наш-то Ваня был силен по женской части. До того, как память потерял.

– А остальное?

– При нем, видишь?..

– Мукаев, гляньте!

– А-а, тот, которому память отшибло?

– Значит, девоньки, свободный. Раз жену не помнит.

– Он, говорят, теперь не пьет, не курит.

– И женщинами не интересуется?

– Ха-ха!

– А на вид так все в порядке.

– А на ощупь?

– Подойди да проверь.

– А ну как он не захочет?

– Это он-то не захочет? Раньше с ним такого не случалось.

– Так он же память потерял!

– Забыл, что ли, как аппарат работает? Вспомнит небось.

– Ха-ха!

Краска бросилась в лицо. Это опять оттуда, из прежней жизни. Они глазеют, не стесняясь, и говорят громко, чтобы он слышал. Ну нахалки! И откуда их столько взялось в такую рань? Суббота же! На рынок идут. Вот попал! Ну и попал! Не надо было бежать мимо рынка. Еще трое. Посторонились нехотя. Разглядывают, не стесняясь.

– Здравствуйте! – поздоровался на всякий случай. Знает он их?

– Доброе утро.

Переглянулись, разулыбались. В парк, скорее в парк! А вслед чей-то томный вздох:

– Повезло Зое…

Ему не повезло. Кто его таким родил? Как кто? Мама! Да и отец постарался. Он подумал о матери. Нехорошо получилось в больнице. Кажется, она обиделась. Да и он хорош: не признал. Почему она кажется такой чужой? Почему, когда плохо, его тянет не к ней, а к Зое? Выходит, его мать – злая? Или же не любила его никогда, он этого не помнит, но чувствует. Надо бы сходить, проведать ее. Как она там с новым мужем? Может, потому ей и неприятно видеть сына, что он напоминает о прошлом? О том, как он появился на свет. О трагедии, случившейся с семнадцатилетней девочкой. Но все равно: надо бы сходить. Спросить у Зои, где мать живет, и сходить.

Он вытер лицо, сняв с себя потную футболку. Оглянулся: не видит ли кто? Какой он, к черту, Шварценеггер! Мускулатура вялая, ноги дрожат. Еще работать и работать! Не для них, для себя. Ему надо закончить Дело. А для этого нужны силы.

…Когда уселся завтракать, Зоя, уже одетая, стала торопливо красить губы, засобиралась.

– Ты куда?

– В гараж, за машиной.

– По-моему, я должен пойти.

– Ты кушай, Ванечка. Я сама. Я сейчас.

Когда он через час вышел с сумками из дома, Зоя послушно уступила место за рулем. Он сел в «Жигули», неуверенно тронул рычаг переключения скоростей:

– Разве это так? Странно! Черт, похоже, я все забыл! Я не могу водить эту машину! Мне это незнакомо!

– Знаешь, давай-ка я, – сказала Зоя. – Ты еще не совсем здоров.

– Хорошо, – кивнул он и пересел. Машину повела Зоя. В конце концов, дороги-то все равно он не помнит. Где она, их дача? Как называется деревня, в которой она находится?

Ехали они с полчаса. Сначала по шоссе, потом по проселочной дороге. Машину потряхивало на ухабах. Хорошо, что дождей в этом году было мало, а конец мая и начало июня выдались необычайно жаркими. В дождливую погоду колеса, должно быть, вязнут в грязи. Он вроде бы узнавал места. Деревенька, куда они приехали, была небольшой. Дома старые, бревенчатые, современные постройки и щитовые дачные домики по пальцам пересчитать. Взгляд все время натыкался на потемневшие от времени и дождей бревна, облупившиеся наличники, позеленевшие крыши.