Пулеметная очередь прогремела как гром среди ясного неба! «Косторез», «MG-42»! Пули пробуравили темнеющий воздух, несколько штук ударили по корпусу.
— Фашисты, матерь их, товарищ капитан! — взвыл Давлаев.
Павленко резко утопил педаль тормоза. Не самое взвешенное решение, но оно, ей-богу, спасло кому-то жизнь! Пулеметчик стрелял на упреждение, по его расчетам, вторая очередь должна была прошить сидящих в джипе, а экстренное торможение смешало планы. Очередь ударила перед колесами, взметнула пыль, выбивала комки глины из дорожного покрытия. Хлынула осыпь с обрыва, до которого было рукой подать. Павленко с воплем передернул рычаг, «козлик» послушно рванулся вперед, и в этот момент пули продырявили заднее левое колесо! Машина покатила юзом, ткнулась носом в правую обочину и едва не перевернулась, подбросив зад.
— Из машины! — дурным голосом заорал Павел. — Все наружу!
Он видел, как Репницкий, распрямившись пружиной, кубарем перелетает через борт. Катился по проезжей части Павленко, успев схватить за ремень «ППШ». Что-то невразумительное хрипел Давлаев. Павел схватил его за шиворот, но тот не слушался, из головы хлестало, как из пробитого топливного бака! Снова очередь, и пули прошили безжизненное тело, которое невольно его прикрыло. В голове метались искрящиеся вихри. Он вывалился в правый вырез кузова — возможно, отсутствие двери и спасло его — и покатился под откос. Вот оно! Ведь не почудилось же, когда ехали в замок! Кто-то наблюдал за ними, но стрелять не стали. А на обратном пути решили восполнить пробел! Знали, что рано или поздно поедут назад! Что это было? Случайная засада? Кто-то наблюдает за баронессой и отваживает от нее посторонних?
Павел, закусив губу, пополз по откосу. Пристроился на спину, чтобы передернуть затвор. Руки болели, словно не родные! Он распластался за обочиной, раскинув ноги, глянул через плечо — влево, вправо. На обрыве не было никого. Стрелки расположились за грядой, метрах в пятидесяти от проезжей части. Их было как минимум трое, и они продолжали стрелять. Надрывался «косторез», отрывисто гавкали «МР-40». А потом наступила тишина. Верест вытянул шею. И, видно, зря — простучала очередь, с головы сбило чудом удержавшуюся там фуражку. Как мило, черт возьми! Он не стал ее ловить, откатился, снова высунулся. Ситуация не очень-то располагала к оптимизму. Джип застрял в кювете метрах в двадцати от него. Задний бампер раскурочен, шина порвана в клочья. С заднего сиденья через борт свешивался младший сержант Давлаев, с головы еще стекала кровь. Павел заскрипел зубами. С гряды продолжали стрелять — в темнеющем воздухе отлично различались вспышки. Людей, устроивших засаду, было трое. Пулеметчик — по центру. Похоже, Павел изрядно высунулся — кучка пуль неслабого калибра вспахала косогор в нескольких сантиметрах от подбородка, он скатился вниз, надрываясь от кашля, и, сменив позицию, снова пополз к джипу.
Участники засады били короткими очередями, видно, нехватки боеприпасов не испытывали. Самоуверенные, наглые, даже не считали нужным прятаться. Пару раз мелькнули каски, затянутые маскировочными сетками, явно не солдаты победоносной, но такой беспечной Красной армии! Павел пристроил «ППШ», выстрелил в пулеметчика. Пули сбили с косогора несколько камней, они со стуком покатились вниз. Пулеметчик и все остальные не остались в долгу, пули перепахали край обочины, подняли пыльные завихрения. Но Павла там уже не было, он полз, закусив губу, к машине. Оттуда раздавались одиночные выстрелы из автоматического оружия.
— Репницкий, ты? — прокричал Верест.
— Нет, дух святой! — огрызнулся капитан. — Что делать будем, Павел Сергеевич? У меня один магазин остался…
— У меня и того меньше… В рукопашную пойдем, Антон, с голыми зубами на пулемет…
— Надеюсь, ты шутишь… — злобно сплюнул Репницкий. Судя по возне, перекатывался на другую позицию. Вылупился из травы — злой, как дьявол, измазанный глиноземом и местной флорой, оскаленный, словно чудище из сказки. — Красиво нас подловили, да, Павел Сергеевич? Давлаева потеряли, мать их за ногу…
— Подожди, а где Павленко? — встрепенулся Верест. — Ты видел его?
Хотелось верить, что ефрейтор не удрал. Хотя куда тут можно удрать, не получив пулей по заднице?
— Слушай, тут такое дело… — захрипел Репницкий и сделался каким-то загадочным, что в данной ситуации смотрелось вершиной абсурда. — Мне кажется, он в другую сторону рванул, когда все началось, — через дорогу перекатился, и в траву… Там канав хватает — поляна такая с природными подлянками… Может, спрятался на ней, под носом у фрицев? Поближе к противнику, подальше от кухни, а? — нескладно пошутил он.
Павленко мог реально укрыться за дальним кюветом, если не подстрелили в начале боя.
Над полем установилось затишье. Темнело не стремительно, видимость пока сохранялась. Мешал соленый пот, струящийся по лицу, — зубчатая гряда прыгала перед глазами. Что-то шевельнулось между камнями, немец повернул голову. Ветер донес отрывистые слова — вот ублюдки, беседуют, как ни в чем не бывало!
— Эй, рус, сдавайся! — на ломаном русском прокричали с холма. — Сдаться — будет жизнь!
Павел промолчал бы на этот «перл», но Репницкий разразился площадной руганью. Заговорил пулемет. Снова полетели клочья глины, обрывки травы. Стрельба вдруг оборвалась, и немцы продолжали переговариваться, как будто сидели с удочками у реки!
— Антон, ты как? — прохрипел Павел.
— Ну, не очень, чтобы очень… — витиевато выразился тот, выплюнув землю. — Но и не так, чтобы так… — И нервно засмеялся.
В этот момент Павел и заметил, как на другой стороне дороги шевельнулась трава! Он насторожился, застыл. Там кто-то был — метрах в трех от обочины. Действительно у противника под носом! Ефрейтор Павленко, больше некому! Видно, пыль висела завесой, когда он покидал машину, вот фрицы его и проворонили. Скрючился в канаве, ждал, не выдавая своей позиции… Жива еще смекалка в русском народе! Со своей позиции он вполне мог попасть в пулеметчика!
А в стане врага снова разгорелось веселье. Кто-то рассказывал веселую историю, остальные смеялись. Как в 41-м, мать их! Но нет, ребята, тут вам не 41-й… Павел, не моргая, смотрел, как из густой травы на дальней стороне дороги выползает ствол «ППШ», направляется в сторону пулеметчика. Ювелирная работка, однако! Вновь установилось затишье, немцы обменивались впечатлениями. Павленко не стрелял, чего-то ждал. Видимо, не был уверен, что поразит мишень с первого выстрела. Ждал, что тот поднимет голову. Парня можно было понять. Промахнется — пулеметчик превратит его в квашню.
Павел вскочил — и тут же рухнул обратно. Пулеметчик приподнялся, прижав приклад к плечу, прошелся по обочине убедительной очередью. В этот момент Павленко и выстрелил. Пуля пробила каску. Пулеметчик вскрикнул, уронил непутевую голову. Упал приклад, оставшийся без опоры, длинный ствол «костореза» нацелился в небо. Что и требовалось доказать! Молодец, боец! Павел прошелся длинной очередью по косогору, заставив негодующих автоматчиков прижаться к камню, выпрыгнул на проезжую часть и перебежал ее зигзагами. Отметил боковым зрением — Репницкий тоже поднялся и побежал. Верест кувыркнулся в неглубокий кювет, пополз из него в траву, моля про себя, чтобы нашлась какая-нибудь яма-канава. Нашлась — не подвел боженька! Он повалился в нее, чуть не вывихнув плечо, ударился коленом. Зато в «ППШ» еще что-то оставалось. Павел вскинул ствол, подпер свободной рукой секторный магазин.