– Открой! – вдруг приказал Агриппина изменившимся голосом, кивнув на футляр.
И Андрей послушно, словно под гипнозом, отбросил красную крышку. По сверкающему лезвию зазмеились огненные отражения.
Держа дощечку в руках, Агриппина стояла возле костра. Она была торжественно-величава. Её прекрасное лицо сделалось отстраненным и спокойным. Рыжие волосы окружали голову светящимся ореолом. Андрей не в силах был оторвать от нее взгляд – это была не его Агриппина. Это была древняя языческая жрица, в отблесках разгоревшегося пламени явившаяся им на берегу Черного озера. Он готов был броситься к её ногам, исполнить любое её повеление.
А она, словно не замечая их восторженного состояния, нараспев принялась читать руны. По мере того как она произносила их названия, мужчин всё более охватывал священный ужас. И вот уже Агриппина в третий раз начала выкрикивать-пропевать вырезанное на дощечке заклинание – и голос ее окреп и зазвенел в черной вышине над притихшим озером.
– Pertha, – гортанно крикнула она.
И Андрей услышал уже знакомый «трансформаторный» гул – гудение внезапно возникшего силового поля. И снова – голос Агриппины, приобретший вдруг какой-то новый тембр.
– Gebo.
Андрей увидел свечение. Кинжал светился – как и в подземелье, но теперь свечение было иным – более живым, и каким-то… всеобъемлющим.
– Eihwaz, – выдохнула-пропела Агриппина.
Она стояла, выпрямившись, расправив плечи, и Андрею показалось, что она стала выше ростом, а секунду спустя – что девушка оторвалась от земли и висит в воздухе, опираясь подошвами на узенькую – не более пяти сантиметров – воздушную полоску. И тут он увидел, что Кинжала в футляре нет – магическая реликвия выплыла из своего древнего обиталища и поднялась в воздух. Но движение это было торжественным и плавным – совсем иным, нежели в подземелье, перед стремительной атакой на горло фон Берга.
Агриппина, между тем, продолжала:
– Uruz.
Свечение становилось всё ярче. Кинжал описывал круги над их головами, постепенно увеличивая скорость. И Андрей, и Виктор неотрывно следили за его траекторией, которая непрерывно менялась, становясь всё более сложной и причудливой. На их глазах вершилось древнее таинство.
Агриппина священнодействовала.
– Fehu…
Кинжал танцевал в воздухе – то взмывая по крутой спирали в небо, то опускаясь почти до самой земли. Его форма непрерывно менялась: сверкающая льдистая снежинка, огненная ласточка, алмазный мальтийский крест, золотой полумесяц, серебряное зеркальце Венеры…
И вдруг неожиданно для самого себя Андрей начал мысленно произносить сокровенную молитву, обращаясь одновременно и к Богу Единому, и к древним языческим божествам, и к непостижимым Высшим Силам.
«…Пускай каждый научится сострадать ближнему своему. Пускай никто не обидит слабого. Пускай не останется на планете сирых и голодных. Пускай человек человеку снова станет другом, товарищем, братом. Пускай любящие сердца соединятся, чтобы никогда не расставаться…»
– Wungo.
Андрей почувствовал лёгкое головокружение, и вдруг понял с неимоверной ясностью: все те желания, что он успеет загадать в течение этих волшебных мгновений – непременно сбудутся. Он должен попытаться изменить мир, сделать его чище и добрее!..
«…Пускай среди людей ценится красота души и величие Духа, а не богатство. Потребитель пусть уступит место Творцу. Пусть исчезнут границы между странами и людьми – стальные решётки, кодовые замки, несгораемые сейфы и таможни…»
– Ansuz.
Яркой кометою блистая, Кинжал Одина рассекал пространство ночных видений. То вдруг становился листиком кленовым и медленно падал, причудливо кружась, а то – плыл корабликом по-над озёрной гладью. Боковым зрением Андрей увидел Виктора – тот плотно зажмурил глаза и покачивался, точно в ритм музыке, играющей в невидимых наушниках.
– Teiwaz.
«Любите друг друга! Не делайте зла! Да будет так!!»
– Algiz!
А Кинжал Одина, круживший над ними со всё возрастающей скоростью, претерпевал новые метаморфозы: метеор – античный божок – венок из одуванчиков – серебряная ладья – белоснежный лебедь… И вдруг небо вспыхнуло и погасло – и тотчас раздался оглушительный взрыв. Кинжал Одина разлетелся на тысячи огненных осколков – и пролился на озеро сверкающим дождём. Одна из огненных искр коснулась плеча Андрея, вызвав мгновенную жгучую боль. Почти одновременно вскрикнули Агриппина и Виктор.
Над озером снова воцарилась непроглядная темь. И абсолютная тишина, такая, от которой готовы лопнуть барабанные перепонки. Красный футляр был пуст.
Галлюцинация… Наваждение…
Лишь несколько минут спустя до них, ошеломленных, стали доходить привычные земные звуки – треск сучьев в поникшем уже пламени.
– Что это было?! – высказал Виктор общую мысль.
– Кинжал Одина вернулся в Асгард. Не место ему здесь, ибо человек слаб. Время ещё не пришло, – сказала Агриппина – как отрезала. Точно вычеркнула из прошедшего те несколько минут, когда Кинжал Одина двигался по мановению её голоса.
Молча расселись вокруг костра и уставились на огонь. Андрей подбросил охапку сучьев, и пламя, поначалу пригаснув под их темной массой, загудело, разгораясь, а потом весело взметнулось вверх.
– А самого интересного ты не видел! – повернулся к Виктору Андрей. – Когда Кинжал уходил…
– Это почему? – изумился тот. – Все я видел.
– С закрытыми глазами? Это что-то новое!
– С закрытыми… Не знаю… не помню… А действительно, я смотрел с закрытыми глазами, – задумчиво согласился он. – Но странно – я видел всё, каждое его превращение… И не улыбайся! Я по-другому смотрел – не как обычно. Ну, как тебе объяснить?..
– Ничего не надо объяснять, – буднично сказала Агриппина. – Ты смотрел внутренним зрением…
Озеро, на берега которого привела их череда невероятных событий, окрестили Черным не зря. Даже в яркий солнечный летний день вода в нем черна, точно сажа. Что уж говорить об осенних ночах…
Тучи – серая ватная пелена на чёрном небе – давно рассеялись, звёзды горели ярко и таинственно, навевая мысли о непреходящем… Луна, похожая на медную щербатую тарелку, царила в ночи, и яркие капельки планет и ниточки созвездий составляли свиту властелины. Время двигалось лениво, вразвалочку, и его монотонные тик-таки бесследно исчезали в озёрной глубине. Но впечатление это было обманчивым – близился рассвет. Задремал, пригревшись у огня, Виктор. Тесно прижавшись, Андрей с Агриппиной смотрели на пламя, не отводя глаз от магической игры огненных языков.
– Так ты полагаешь, Андрюша, вторая граната взорвалась сама по себе? – спрашивала Агриппина.
– Вполне возможно. Думаю, все произошло примерно так: первую гранату Гриша бросил сразу и упал на землю, чтоб осколками не посекло – ну, это как водится, – а потом схватил вторую, выдернул чеку и норовил метнуть, да не успел – подстрелили его. Может, сразу наповал, а может, не сразу, суть не в этом. Рука у него конвульсивно сжалась, и он – мертвый уже или умирающий – так и держал гранату до конца. Преследователей наших, очевидно, было трое, и одного тяжело ранило – помнишь, как он выл?