Георгий Иванов - читать онлайн книгу. Автор: Вадим Крейд cтр.№ 16

Всего более ему по душе были Бальмонт и Брюсов. К творчеству Брюсова он скоро охладел, а Бальмонта ставил высоко и в Петербурге, и в эмиграции во Франции. Там Бальмонт очень много печатался, но его мало читали. В обстановке безразличия к своему творчеству великий поэт написал о себе исполненное горечи и разочарования стихотворение под заголовком «Забытый».

На титульном листе «Отплытья на о. Цитеру» видим 1912 год, но книга отпечатана в 1911-м. Название запоминающееся, а по чувству и понятиям самого автора столь удачное, что он повторил его, издавая в 1937 году итоговый сборник к 25-летию своей литературной работы. Название напоминало о картине «Отплытие с острова Цитера» Антуана Ватто, лучшего художника рококо, Моцарта в живописи. И не только подчеркивало любовную тему, но звучало ностальгически по «осьмнадцатому» столетию, казавшемуся столь эстетическим благодаря прославившим его художникам «Мира искусства», равно как и поэтам-модернистам, например, Андрею Белому и в немалой степени Михаилу Кузмину. Однако Георгий Иванов в своих стилизациях под XVIII столетие вдохновлялся непосредственно поэзией того времени. Он оценил, например, Ивана Дмитриева, когда читал «Сборник любовной лирики XVIII века» со вступительной статьей своего старшего друга искусствоведа Николая Врангеля. Иванов даже вознамерился собрать и издать антологию «Русские второстепенные поэты восемнадцатого века». Антология была объявлена как готовящаяся к печати, но вскоре он почему-то оставил этот замысел. Стихотворение Георгия Иванова «На острове Цитере» (1911) — столь безупречная стилизация, что его можно принять за строфы, написанные лет за сто до выхода «Отплытья…» и даже раньше — до рождения Пушкина:

Было в названии первой книги Георгия Иванова и нечто автобиографическое. В родительском имении Студенки стояли в гостиной большие, в человеческий рост, вазы Императорского фарфорового завода. Старинный заводской художник расписал их по мотивам Антуана Ватто — дамы, кавалеры, амуры и галантные сцена на острове богини любви. По семейному преданию, вазы подарил отличившемуся в Венгерской кампании 1849 года генералу Брауэру фон Бренштейну, прадеду Г. Иванова, один из Великих Князей. К решительному генералу благоволил и сам Император Николай Первый. Итак, «Отплытье…» мыслилось автором как поэтическое путешествие из домашнего мира в литературы. Мыслилось также в качестве начала, за которым непременно последует продолжение, что подтверждалось вызывающим подзаголовком «Книга первая».

Вкус к Ватто и его эпохе, к пасторальной поэзии XVIII века — все это домашнего происхождения. Привитый еще в детстве ближайшим окружением вкус. Знаком он был с Ватто по репродукциям в книгах по истории искусства, а оригинал Ватто — «Святое семейство» — впервые увидел Эрмитаже. До революции картина экспонировалась в музее, считалась одним из его сокровищ. После революции правительство продало ее на берлинском аукционе.

В поэзию Георгия Иванова «питерская» тема вошла как бы с одобрения Михаила Кузмина, чей сборник «Сети» с упоением прочел шестнадцатилетний кадет и попал в сети «петербургского Уайльда». В духе пасторалей Михаила Кузмина выдержано его стихотворение «Мечтательный пастух» (1911), которым начинается книга, а «Эпилог» (1911) в книге — тоже «мечтательный»:

Последняя строфа эклектического «Эпилога» перекликается с гумилёвскими сборниками «Путь конквистадоров» «Жемчуга»:

«Иным» напечатано в разрядку. Иным — то есть каким-то трансцендентным, и это один из следов знакомств книгами символистов. Но в целом первый сборник Иванова явился также «отплытьем» от поэтики Кузмина и «поэз» Северянина к Гумилёву, Цеху и акмеизму. К Михаилу Кузмину он еще возвращался, а с эгофутуризмом вскоре после издания первой книги было навсегда покончено.

Диапазон поэтических знакомств и увлечений в «Отплытье…» шире, чем у любого из его сверстников того времени. Вчитываясь в книгу, можно встретить и другие (случайные и неслучайные) параллели с современниками. Блестящее окружение способствовало стремительному развитию дарования. У него не могло быть «отплытья» от культуры, оно целиком направлено к культуре, русской и европейской. Отсюда параллели с художниками «Мира искусства», отсюда театрализация, которая еще сильнее скажется в его «Вереске», книге 1916 года.

Небольшой, пестрый по составу сборник «Отплытье на о. Цитеру» со стихами яркими, как детские рисунки, изобилует эпиграфами, названиями разделов и циклов. Есть еще пролог, эпилог, посвящения, явные аллюзии, цитаты, вплетенные в стихи. Всего лишь сорок стихотворений, но каких только форм и жанров нет среди них. Тут романс, сонет, послание, баллада, элегия, стансы, акростих, триолеты, газель (написано, как у Брюсова — «газэлла»). Ни в одном из его последующих сборников не находим такого жанрового фейерверка. Автор увлеченно примерял свой талант к разнообразию поэтических форм, словно действуя по завету Брюсова, сказавшего: «Неколебимой истине / Не верю я давно, / И все моря, все пристани / Люблю, люблю равно».

В 1909 году у Валерия Брюсова вышла книга «Все напевы». В полном соответствии с названием проявилась в ней всеядность, принимаемая многими читателями за универсализм. В книге он собрал подряд октавы, рондо, сонеты, триолеты и многое другое, а также «газэллу», каковую находим и у Георгия Иванова. Автор «Отплытья…» явно хотел, чтобы в его стихах отразилась брюсовская широта, что ему и удалось. Но широты тематической мы не найдем. И откуда ей было взяться на заре несколько туманной юности. Зато видна широта влияний. То какой-нибудь строкой, то интонацией, то и прямой отсылкой к чьему-либо имени молодой дебютант упоминает, напоминает или подразумевает Жуковского, Пушкина, Верлена, Анненского, Сологуба, Бальмонта, Блока, Белого, Кузмина, Северянина, Скалдина и своего приятеля по Академии эгопоэзии Грааля Арельского. Существеннее, однако, что уже в начале пути проявилось умение не столько подражать, сколько преображать заимствования, подчинять их своей внутренней тональности. Есть определенная грань, отделяющая подражание от влияния.