Посмотрите на меня. Тайная история Лизы Дьяконовой - читать онлайн книгу. Автор: Павел Басинский cтр.№ 81

Это исчезновение — прямо загадка! Сначала думали, что Лиза расшиблась, потому что ее мог застигнуть туман, или она заблудилась, или ногу сломала или вывихнула — и замерзла, не будучи в состоянии двигаться. Но против всего этого говорит то, что Лизу непременно нашли бы, — ведь столько там народу искало! К тому же мы были на этой горе накануне и видели, что она совершенно безопасная, всюду отмеченная дорога, и свалиться за туманом в пропасть нельзя, так как пропастей на горе нет. Остается предположить, что Лизу убили и зарыли, так как на ней были бриллиантовые серьги. В таком случае найти ее невозможно.

Но мы думаем еще и совсем другое: не была ли Лиза членом революционного комитета и не подстроено ли все это? Найденный яд заставляет так думать и всякие нелегальные книги ^[67], которые у нее были. Революционный комитет в Швейцарии очень ищет таких, как Лиза. Непременно надо разузнать у парижских знакомых Лизы, что было с нею в последнее время.

Если что-либо найдем, пришлю телеграмму. На всякий случай напишите, если найдем труп, где его хоронить, здесь ли в греческой или переслать в Нерехту? Нужно быть ко всему готовым.

Мария Балтрушайтис.

В № 383 и № 386 мы сообщили о пропаже госпожи Елизаветы Дьяконовой 11-го августа. Теперь нам сообщают из Ахензее-Схоластика ^[68] от 7 сентября: сегодня утром был обнаружен пастухом в среднем канале уступа водопада труп погибшей месяц назад русской студентки Елизаветы Дьяконовой. Необыкновенно то, что труп найден голым, а все платье, вместе перевязанное одним пажем ^[69], находилось около него. Место гибели было приблизительно в 10 минутах ходьбы от Ахентальштрассе (между Зеехофом и Схоластикой) в горный лес, и труп, вероятно, от вчерашней сильно дождливой погоды был выброшен на это место. Труп оказался малоповрежденным.

штальмейстерство тироля и форальберга

Тело погибшей Елизаветы Дьяконовой было найдено пастухом в мелком болоте одного водопада, на расстоянии почти 500 шагов вверх по ручью выше Seehof и около 300 шагов от дороги. Тело было совсем не одето и не обнаруживало никаких внешних повреждений. Поэтому предполагали, что Дьяконова отправилась из Seehof в Unnütz и на обратном пути хотела выкупаться в одном из водоемов, образованных находящимися там водопадами, так как ее платье было связано в узел, — но в воде умерла от разрыва сердца. Но произведенное окружным врачом вскрытие тела обнаружило, что обе ее ноги были переломаны в голеностопном сочленении, так что вернее предположить, что она прыгнула в ручей в возбужденном состоянии духа. Других повреждений тела вскрытие не обнаружило. В таком водоеме тело могло пролежать несколько недель, пока выступившая в первые сентябрьские дни горная вода не переправила его через стену, вышиной почти в 30 метров, в мелкое болото у его основания. Также и узел с платьем мог быть увлечен водою, тогда как горная палка найдена прислоненной вверху у стены.

При нахождении тело, с дорогими серьгами в ушах, лежало на краю водоема лицом вниз, ноги висели через край, так что оно при следующем подъеме воды, вероятно, было бы увлечено также и через этот нижний уступ водопада.

Тело уже значительно предалось разложению, от волос были только остатки, верхняя же часть лица до сдвинутой кожи сохранилась довольно хорошо. Судебное следствие, равно как и вскрытие тела окружным врачом, не дали никакой точки опоры, чтобы предположить преступление.

12 сентября 1902 года. Инсбрук.

Он пил шестой день подряд.

Раньше он не позволял себе этого в присутствии Маши. Не говоря уже о теще. О том, что он запойный пьяница, не знал никто. Ни жена, ни теща, ни оставшиеся в Литве мать с братьями, ни даже друзья-поэты, считавшие его флегматичным, рассудительным прибалтом, полиглотом и… так уж и быть, тоже поэтом. Поэты милостиво согласились пустить его в свой круг, но Юргис всегда подозревал, что куда больше его стихотворений поэтов интересует его дружба с издателем Поляковым, богатым фабрикантом и любителем поэзии, с которым он подружился еще в студенческие времена.

Как странно сложилась его судьба! Она вся соткана из противоречий. Сын бедных литовских крестьян, недоедавший в каунасской гимназии и Московском университете, как он мог объяснить, что в его дружбе с Поляковым и женитьбе на Маше, любимой дочери ярославского купца, отливавшего колокола по заказу его императорского величества, не было ни малейшего расчета. Главное — почему он должен это доказывать?! И — кому? Никто ведь его ни в чем не упрекает. Никто не говорит ему: “Да ты ловкач, Юргис! Дружишь с миллионером, женишься на дочке миллионера, э-э-э, Юргис, да ты непрост, ты себе на уме, Юргис, хитрый литовец!” Никто не говорит. Потому что и так понятно. Не может сын бедной литовской крестьянки, обученный грамоте деревенским ксендзом и подвергавшийся унижениям в классической гимназии за литовское происхождение, по зову сердца дружить с русским фабрикантом и жениться по любви на дочке русского купчины. Если бы это было правдой, он бы первый в нее не поверил. Хотя это было чистой правдой.

Вся его жизнь, как он теперь ее понимал, соткана из таких противоречий. С Поляковым они сдружились потому, что оба были в университете белыми воронами. Оба, по какой-то иронии судьбы, увлекались не тем, чем было положено. Не точными науками, а иностранными языками. И вместо того чтобы заниматься математикой на своем факультете, бегали на лекции филологического факультета. Обоих не понимали родственники. И даже такая страсть, как обоюдная любовь к Кнуту Гамсуну, сближала их гораздо крепче, чем что-то другое. Потому что литовский крестьянин и русский фабрикант не должны любить Кнута Гамсуна.

Маша… Ее братья при встрече с ним подавали ему два пальца, брезгуя настоящим рукопожатием. Нищий репетитор, инородец-католик, как он смел вообще мечтать, что эта девушка, красивая, изящная, с хорошими манерами, пианистка, воспитанная в великорусской семье, еще не утратившей крестьянских корней, но уже имевшей вкус к дорогим винам, роскошной мебели, французскому белью… Ее растили, как выращивают в оранжерее заморский цветок, нежный и изысканный, с неземным ароматом! Их чудо, их радость, надежда всей семьи! И это все достанется ему?! Потому что он, видите ли, сочиняет какие-то стишки, которые еще и нигде не напечатаны! Как было объяснить ее родственникам, что виноват в этом не он, а они? Они сами переусердствовали с ее воспитанием. Сделали белой вороной, которая будет инстинктивно искать такую же ворону. Они с Машей поняли друг друга без слов.

О чем думали его родители, когда согласились отправить его в Каунас, его, обычного крестьянского мальчика? О чем думал добрый ксендз, друг их семьи? Конечно, он и они думали, что после гимназии Юргис закончит духовную семинарию и однажды займет место деревенского ксендза, когда их добрый пастор отправится в мир иной. У них и в мыслях не было, что стихи Пушкина и Лермонтова, первое посещение русского театра отравят его жизнь навсегда, как отравило жизнь Маше первое посещение московского поэтического салона, куда она пришла с ливрейным лакеем из бывших мужиков. Пусть девочка развлечется, пусть посмотрит на этих клоунов…