– Э-э… это какая-то фетишистская игра? – тихо спросил Дэниел, и в его голосе прозвучало такое смущение, будто все остальное его волновало куда меньше. – Я, честно говоря, совсем не знаю правил…
Алекс отвернулась, пряча неуместную улыбку. «Соберись!» – приказала она себе и плавно шагнула к столу, делая вид, что именно это и планировала изначально. Нажав клавишу, чтобы ноутбук не перешел в ждущий режим, Алекс взяла поднос с реквизитом. Он был тяжелым. От движения предметы звякнули. Алекс поставила свою ношу рядом со шприцами и направила свет так, чтобы металлические принадлежности заблестели.
– Мне жаль, что это все сбивает тебя с толку, – ровно произнесла она. – Заверяю, я ни капли не шучу. Посмотри на мои инструменты.
Дэниел посмотрел, и его глаза распахнулись еще шире. Алекс следила за ним, ожидая увидеть хотя бы намек на пробуждение Темного Дэниела, но ничего не заметила. Его глаза, даже полные ужаса, по-прежнему оставались добрыми. Невинными.
В голове вдруг пронеслись слова хичкоковского Нормана Бейтса: «Думаю, у меня просто такое лицо, которому нельзя не поверить». Алекс вздрогнула, но Дэниел ничего не заметил – все смотрел на инструменты.
– Мне нечасто приходится ими пользоваться, – поведала она, легонько коснувшись щипцов, а потом провела пальцем по огромному скальпелю. – Ко мне обращаются, когда хотят сохранить объект более-менее… целым.
На последнем слове она погладила кусачки.
– Но на самом деле они мне даже не нужны. – Алекс звонко щелкнула пальцем по канистре ацетиленовой горелки. – А знаешь, почему?
Дэниел не ответил, оцепенев от ужаса. Теперь до него начало доходить. Да, все реально.
Вот только Темный Дэниел уже давно должен был это понять. Тогда почему он все никак не выйдет наружу? Неужели думает, что Алекс можно провести? Или что его обаяние растопило ее слабое женское сердечко?
– А я тебе расскажу, – проговорила она очень тихо, почти шепотом, а затем заговорщически наклонилась с печальной полуулыбкой. – Ведь то, что делаю я, причиняет… куда… больше… боли.
Глаза Дэниела, казалось, вот-вот вылезут из орбит. Ну вот, наконец-то знакомая реакция.
Алекс убрала поднос, обращая внимание Дэниела на длинный ряд поблескивающих на свету шприцев.
– Первый раз продлится всего десять минут, – пояснила Алекс, стоя спиной к объекту, и поставила инструменты на место неподалеку от компьютера, а затем развернулась. – Но тебе покажется, что гораздо дольше. Это будет только проба – или, если тебе угодно, предупредительный выстрел. А после – мы снова поговорим.
Она взяла шприц с дальнего края подноса и, надавив на поршень, демонстративным движением, как медсестра в кино, смахнула выступившую капельку.
– Пожалуйста, – прошептал Дэниел. – Прошу, я не понимаю, что происходит. Я ничем не могу помочь. Клянусь, иначе я все бы сделал.
– Ты сможешь, – пообещала Алекс и вонзила иглу в трицепс левой руки.
Реакция была практически мгновенной. Его рука дернулась, натягивая путы. Пока Дэниел в ужасе смотрел, как судорожно сокращаются его мышцы, Алекс спокойно взяла еще один шприц и обошла стол.
– Алекс, пожалуйста! – взвыл Дэниел.
Не обращая внимания ни на крики, ни на попытки уклониться – как будто ему хватило бы сил сорвать наручники, – Алекс ввела дозу молочной кислоты и в четырехглавую мышцу правого бедра. Колено резко выпрямилось так, что ступня соскользнула со стола. Дэниел охнул, а затем застонал.
Алекс двигалась неторопливо – без спешки, но и не слишком медленно. Еще один шприц. Все равно левая рука уже не подчинялась хозяину. На этот раз Алекс ввела кислоту в бицепс левой руки. Он тут же начал сокращаться, соперничая с трицепсом.
Дэниел охнул, словно ему двинули в живот. Вот только боль от происходящего была куда сильнее любого удара.
Еще укол, теперь в бицепс правого бедра. И в ноге началось то же самое мучительное соперничество разных мышц. А вместе с ним – и крики.
Алекс встала у головы Дэниела, бесстрастно наблюдая, как натянулись и побелели жилы на его шее. Когда он открыл рот для очередного крика, Алекс сунула ему кляп. С откушенным языком объект ничего не расскажет.
Она опустилась на стул и закинула одну ногу на другую. Взглянула на мониторы – все показатели повышены, однако опасности для организма пока нет. Люди даже не представляют, сколько может выдержать здоровое тело прежде, чем важным органам что-то действительно начнет угрожать. Она провела пальцем по тачпаду, чтобы экран ноутбука продолжал светиться. А затем достала из кармана наручные часы и положила их на колено – по большей части ради показухи, ведь за временем можно было следить и на любом из мониторов.
Алекс спокойно ждала; серебристые часы казались на черной одежде белым пятном. То, как бесстрастно она наблюдала за жертвами, обычно обескураживало объекты еще сильнее. Поэтому она смотрела на Дэниела с вежливым выражением лица – словно зритель во время посредственной пьесы, – пока его тело билось и корчилось на столе, а сквозь кляп прорывались крики. Дэниел то находил ее глазами, умоляющими и полными боли, то шарил взглядом по помещению.
Десять минут могут быть очень длинными. Мышцы начали сокращаться по отдельности – одни словно скручивались в узлы, а другие, казалось, норовили оторваться от костей. По лицу Дэниела катился пот; влажные волосы потемнели. Кожа на скулах так натянулась, что вот-вот могла треснуть. Крики стали хриплыми, скорее звериными, чем человеческими.
Еще шесть минут.
И ведь это даже не самые качественные препараты.
Любой псих, что захотел бы удвоить боль, вполне мог бы это сделать. Распространение кислоты, которую использовала Алекс, не контролировалось законом; ее было достаточно легко приобрести через Интернет – даже если покупатель вдруг оказывался в бегах от темной изнанки правительства Штатов. Раньше, в самом расцвете карьеры спеца по допросам, с чудесной лабораторией и замечательным бюджетом, с секвенсором и реактором, Алекс могла создавать поистине уникальные и узконаправленные препараты.
На самом деле кодовое имя Химик ей совсем не подходило. А «Молекулярный биолог» звучало слишком сложно. Экспертом в химии был Барнаби; то, чему он научил Алекс, спасало ей жизнь с тех самых пор, как она потеряла лабораторию. И, в конце концов, Алекс действительно стала Химиком. Но поначалу внимание департамента привлекло именно ее теоретическое исследование моноклональных антител. Досадно, что везти Дэниела в лабораторию чересчур рискованно. Операция дала бы плоды гораздо быстрее.
И ведь Алекс почти удалось вывести боль из уравнения. Вот она, ее заветная мечта, которую никто не жаждал увидеть исполненной. Алекс знала, что если бы все эти три года продолжала работать, а не спасаться, то уже создала бы ключ к любому сознанию. Без пыток, без ужаса. Просто быстрые и с удовольствием выданные ответы, а потом такая же полная удовольствия путевка или за решетку, или на эшафот.