В опасности - читать онлайн книгу. Автор: Флинн Берри cтр.№ 32

– Да, он находился здесь с десяти до шести.

Начальник утверждает, что уйти Пол не мог. Он стоял за кассой, и его пришлось бы кем-то заменять.

Я звоню Моретти из сквера на Меррион-стрит.

– Что вы сделаете, если найдете человека, напавшего на Рэйчел в Снейте?

– Мы станем считать его подозреваемым в убийстве.

– А если у него есть алиби? Вы стали бы расследовать само нападение?

– Нет.

– А почему? По делу же нет срока давности.

– Жертва не может дать показания, и свидетелей не было. Если мы и предъявим ему обвинение, прокурор никогда не передаст дело в суд.

По дороге домой я размышляю о дверях вполовину стандартной высоты. По-моему, их сделали такими, чтобы помешать вам сотворить недозволенное. Помню, как я над этим смеялась. Кажется, я заходила в какую-то кабинку с мужчиной.

Вернувшись в Марлоу, я отправляюсь в библиотеку. На лестничной площадке висит рисунок с изображением молельни – белого домика на зеленой лужайке. Там был портик с колоннами, где царила тень, и скамейки, обращенные к деревне. Интересно, а кто-нибудь погиб, когда молельня сгорела?

– Почему они ее не отстроили заново? – спросила я у Рэйчел.

– Они все уехали. В Америку.

Я поднимаюсь по лестнице в детский отдел. Беру сборник итальянских сказок и несу к себе в гостиницу. Поднимаясь по лестнице, я больно ударяюсь о стоящий на площадке стул. Боль пронизывает ногу до самой икры, и я роняю книгу. Поднимаю стул и швыряю его об стену. На лестничной площадке громыхает зеркало в тяжелой позолоченной раме. От штукатурки поднимается облачко пыли. Лицо у меня мокрое, рот приоткрыт, пока я хриплю от натуги.

Когда я снова выхожу из номера, вижу разглаженный сборник итальянских сказок рядом с моей дверью. На лестничной площадке я опускаюсь на колени и вожу рукой по побелке. Стены в «Охотниках» сложены из камня. Есть вероятность, что никто не заметит вмятины в штукатурке. Кто-то уже унес сломанный стул.

Той ночью у себя в номере я стараюсь читать итальянские сказки, но даже они не доходят до моего сознания. Долго сижу с книгой на коленях, откинув назад голову, которая страшно болит. Когда наконец встаю и шагаю к кровати, то замечаю, что книга открыта на иллюстрации.

На поляне, за которой начинается лес, в два ряда стоят небольшие деревья с переплетенными ветвями. Между ними к лесу идет женщина в накидке с капюшоном. Впереди нее бежит борзая.

Я наклоняю голову к картинке. После всех сегодняшних событий она ставит меня в тупик. Не могу поверить, что подобные вещи существуют – сама картинка и то, что на ней изображено. Борзая и накидка с капюшоном. Мне интересно узнать, куда направляется эта женщина, и удивительно сильно хочется оказаться на ее месте. Мне кажется, что я впадаю в ребячество.

Руки у меня еще белые от штукатурки. На стене остаются черные пятна от бутылки с вином, которая разорвалась в ночь перед похоронами.

В прошлом году мы с Рэйчел ходили в галерею Тейт. Мне больше всего нравится ее современный отдел на берегу Темзы. В баре там можно выпить белого вина или минеральной воды, посмотреть на затянутую туманом реку, собор Святого Павла и на идущих по мостам людей. Это я Рэйчел объяснять не пыталась. Она бы зациклилась на минералке, которую я покупаю редко и всегда с чувством разочарования в самой себе.

Минералка сюда вписывается, хотелось мне сказать сестре. Очень даже вписывается.

Мы рассматривали полотна средневековых фламандских мастеров. Одно из них представляло собой триптих на тему паломничества, и извилистая тропа исчезала где-то в перспективе фона. Табличка гласила, что при взгляде на картину должно создаваться впечатление, что смотрящий сам совершает паломничество, что мне показалось явным преувеличением. Но полотно завораживало, и я действительно убедилась, что мне хочется быть там, а не здесь. Миновать все на свете: гидру во дворике таверны; собак, гонящихся за хромающим оленем; таверну, стоящую на сваях в пруду.

Подошла Рэйчел, и я прижалась к ней.

– Вот ведь здорово было бы, а?

– М-м, да.

Я прошла за ней в соседний зал, где висела картина маслом, изображавшая Юдифь и Олоферна. Олоферн командовал армией захватчиков. Юдифь соблазнила его и тайком пробралась к нему в шатер. Она опоила Олоферна вином и отрезала ему голову.

– А что потом? – спросила я, но в табличке об этом не говорилось, а Рэйчел уже успела пройти в другой зал.

На следующий день главная площадь забита припаркованными в два ряда машинами, а все магазины на центральной улице закрыты. «Дак энд Кавер» и «Руки мельника» тоже. Единственное работающее учреждение принадлежит городскому адвокату, который говорит мне, что сегодня хоронят Каллума Холда.

Дел у меня особых нет, так что я нахожу на главной площади свободную скамейку. Отсюда не скажешь, что в церкви собрались две сотни людей. Деревянные двери закрыты. Иногда из трубы вылетает облачко дыма. Тихо на прилегающем погосте с каменными плитами под ильмом. Церковь выглядит холодной и пустой, дымчатое стекло чернеет и блестит, как нефтяная пленка. У меня над головой поскрипывают от ветра тисы.

По Рэйчел город так не скорбел. А может, магазины не закрывались. Я бы этого не заметила. День серый и холодный, я сую руки в карманы и прикрываю рот шарфом.

Я думаю о «Скрещенных ключах» и красных, в половину стандартной высоты, дверцах в туалетных кабинках. Так и не могу припомнить, что же там произошло. Всякий раз, когда я об этом думаю, у меня сосет под ложечкой, как при воспоминаниях о чем-то постыдном.

Со скрипом опускаются ворота, распахиваются двери церкви. Первыми, похоже, выходят родственники. Они все из Стоука, говорил городской адвокат. Гроба не видно.

Каллум умер в сентябре. Адвокат рассказал мне, что родные откладывали похороны, пока его лучший друг не вернется из поездки по Афганистану. Не могу сказать, кто он. Своего рода шафер. Много мужчин примерно одного возраста с Каллумом, и вид у всех подавленный.

Люди все идут и идут из церкви. Они выходят на главную площадь неподалеку оттуда, где я сижу. Я разматываю красный шарф и сую его в карман, потому что он делает меня очень заметной. Прислушиваюсь к голосам, негромким и скорбным. Кто-то плачет, не скрывая слез. Люди сбиваются в группки у дверей церкви, на лужайке, посреди проезжей части на главной площади. Луизы я не вижу. Я бы тоже не пришла, будь я на ее месте.

Поминки устраивают в Брайтуэлле. Кто-то снял для этого главный зал. Здание мне знакомо, оно низкое и вытянутое, с тремя башенками. Когда там играют свадьбы, на башенках реют белые вымпелы. Интересно, а будут ли сегодня флаги и какого цвета.

Когда чуть позже я снова выхожу на улицу, магазины и пабы по-прежнему закрыты, их владельцы все в Брайтуэлле. Я представляю себе увиденных у церкви молодых людей стоящими на лужайке у входа в главный зал и курящими.