Эхо первой любви - читать онлайн книгу. Автор: Мария Воронова cтр.№ 17

– А на основной работе как отреагировали?

– Поржали. Тот не психиатр, кого пациенты во всех грехах не обвиняли. Я почти уверен, что эти разбирательства ничем не кончатся, но все равно муторно ходить и доказывать, что ты порядочный человек, а не какой-то там похотливый бабуин. Она еще, как назло, девица довольно красивая, и легко поверить, что я ее вожделел.

– Ну мало ли красивых девчонок по улицам ходит, что ж теперь?

– Помните, меня обвиняли в убийстве?

Зиганшин кивнул и заметил, что у Макса вообще-то слишком богатая криминальная биография для скромного доктора наук.

– Тогда я, конечно, не обрадовался, что стал главным подозреваемым, но понимал, что улики против меня достаточно веские, поэтому оставалось только склонить голову перед превратностями судьбы и надеяться на Лизу, которая в то время была для меня следователем Федоровой. Все это было грустно, неприятно, страшно, но понятно и логично. А когда на основании голословных обвинений, не подкрепленных вообще ничем, второй год мотают душу, а ты стоишь, как дурак, и не знаешь, что сказать, потому что оправдываться глупо, а доказать свою невиновность ты не можешь точно так же, как эта пациентка не может доказать твою вину…

Макс развел руками, и Зиганшин с досадой подумал, что чем чище у человека душа, тем проще замарать ее разными нелепыми обвинениями. К негодяю не полезут, догадываясь, что он отплатит той же монетой, причем быстро и сполна, а порядочный и честный доктор чем опасен? Совесть не позволит ему навредить своему обидчику, тем более он клятву Гиппократа давал! Так зачем же скромничать, давайте лить весь свой негатив на головы врачам, ибо бояться нечего, ответочка не прилетит.

– Самое смешное, что для терапии она была безресурсной пациенткой, совсем не имела сил работать над собой. А когда решила мстить, сразу энергии появилось огромное количество, просто неиссякаемый источник забил! – фыркнул Макс.

– Если бы энергию всех жалобщиков направить в созидательное русло, страшно подумать, что могло бы получиться. А то у нас сейчас столько инстанций, куда можно свою кляузу занести, что просто глаза разбегаются. Будто специально, чтобы гражданин понял, что он – никто. От него ничего не зависит. Виноват всегда кто-то другой.

Макс задумчиво кивнул и, взглянув на часы, заметил, что пора спать. Зиганшин согласился, внезапно почувствовав, как его разморило после бани и серьезного разговора.

Поднявшись, чтобы идти в отведенную ему мансарду, Макс вдруг остановился в дверях и сказал:

– Прошу вас, никому ни слова. Мне и так неловко, что я с вами поделился, но, ей-богу, не мог больше в себе держать. Вы только не думайте, что я злюсь на эту пациентку или желаю ей плохого, ни в коем случае. Больной человек, что возьмешь?

– Кое-что возьмешь, – улыбнулся Зиганшин, – на учет в психоневрологический диспансер, например, поставишь. Чтобы ни ружья, ни автомобиля, а только дама в очках. А если признают здоровой, то пусть несет ответственность за клевету. У нас вообще-то свобода, честь и достоинство личности пока еще охраняются законом.

– Любой личности, кроме врача, – засмеялся Макс, – а если серьезно, то есть какая-то очень горькая ирония в том, что люди вроде моей преследовательницы не понимают нормального человеческого общения и отталкивают тех, кто желает им добра, но если находится манипулятор, готовый играть с ними в их психопатические игры, то нет подвига, который они ради него бы не совершили.

После стычки с неадекватными родственниками Фрида заработала серьезное сотрясение мозга, а Николай Алексеевич – множественные переломы ребер и пневмоторакс. Бедному травматологу коллеги поставили дренаж и госпитализировали, а Фрида хотела пойти домой, но, встав на ноги, почувствовала такое сильное головокружение, что поддалась уговорам врачей и осталась в больнице. Ее положили в двухместную палату, санитарочка помогла промыть волосы от запекшейся крови и сбегала к Фриде домой за халатиком и чистым бельем. Девушке было даже немного неловко, что все так о ней заботятся.

Соседка по палате, женщина лет пятидесяти, лежала на скелетном вытяжении после ДТП, в котором потеряла мужа. Фрида старалась помогать ей и ободрять, хотя сама плоховато понимала, что происходит вокруг, и больше всего на свете ей хотелось укрыться одеялом с головой и провалиться в сон, который, впрочем, не спешил снизойти на ее пострадавшую голову, и большую часть времени Фрида находилась в неком подвешенном состоянии: пребывая в реальности, она все же не могла ясно осознавать ее.

Николай Алексеевич навестил ее, зашел в палату бодро и уверенно, помахивая дренажем, как тросточкой, но стоило ему попытаться сесть, как сломанные ребра напомнили о себе, и бедный травматолог скривился от боли. Фрида улыбнулась ему и покраснела, вспомнив, как плохо думала о докторе, а он защитил ее. Как знать, что сталось бы с ней, если бы Николай Алексеевич не вышел? Была бы она сейчас жива, большой вопрос.

Наскоро спросив о ее здоровье, травматолог начал крыть администрацию, которая уже приходила в лице главврача и начмеда и очень возмущалась, что доктора дали делу ход, а не обставили так, будто «упали сами». Ни одного слова сочувствия руководством произнесено не было, не говоря уже о благодарности, что Фрида с Николаем Алексеевичем не позволили явно неадекватным и агрессивным людям проникнуть в отделение реанимации. Обругав всех, что вынесли сор из избы, администрация удалилась, выпустив парфянскую стрелу: дали распоряжение заведующему переселить докторов из платных палат в общую, поскольку у них нет полисов ДМС.

– А меня почему не вызвали? – спросила Фрида.

– Мы сказали, что у тебя сильное сотрясение, ты под транквилизаторами и все равно ничего не соображаешь, – засмеялся Николай Алексеевич, – на кой черт тебе весь этот бред слушать?

– Спасибо. Так мне в общую палату собираться?

– Ага, сейчас! Сиди тут и никуда не смей двигаться. У меня хорошие адвокаты есть, так они их нагнут по полной! Оформим нам производственную травму и такую компенсацию отсудим, что мама не горюй!

Фрида знала, что нет у Николая никаких хороших адвокатов, все это пустое бахвальство, да она и сама чувствовала, что произошедшее с ней нельзя измерить никакими деньгами. Если обойдется без последствий, то просто забудется, а нет – возможно, даже за большие деньги не получится вернуть прежнее здоровье.

Несмотря на слабость и тошноту, Фрида убрала постель и легла поверх покрывала, закрыв лицо полотенцем. Не хотелось, чтобы сослуживцы видели ее в расхристанном состоянии.

Читать она совершенно не могла, телевизор не любила и не включала, чтобы не тревожить соседку, поэтому оставалось только думать.

С этим травмированная голова тоже справлялась неважно. Мысли обрывались как раз в тот момент, когда Фриде казалось, что она додумалась до чего-то важного, но пока девушка пыталась ухватить за хвост ускользающую идею, забывала самый предмет своих рассуждений.

Только одно было ей совершенно ясно: она скучает по Славе. Помимо воли всплывали четкие и безмысленные воспоминания, как сосед чинит им с дедушкой крышу, а она снизу наблюдает за его ловкими движениями и продумывает алгоритм собственных действий на случай, если он упадет. А вот он ведет детей в лес, и Фрида очень хочет тоже пойти, но стесняется напрашиваться.