— А тебе не кажется, что хозяева дворца захотят узнать, как это получилось, чтобы предотвратить повторение таких случаев? А тебе не кажется, что пострадают совершенно невинные люди, которые охраняют дворец? А тебе не кажется, что хозяева захотят вернуть сбежавшего? — Колдунья словно забивала словами гвозди, и с каждым ее вопросом Дженнсен все ниже опускала голову. — А тебе не кажется, что когда они поймут, какие силы были задействованы, чтобы спасти пленника, то после такого побега они будут считать его еще более опасным, чем считали сначала? А тебе не кажется, что пострадают и вовсе невинные люди, когда будут предприняты чрезвычайные меры, чтобы поймать беглеца? А тебе не кажется, что обладающие даром прочешут все окрестности прежде, чем он сможет уйти далеко?
Дженнсен молчала.
— А не приходило ли тебе в голову, — продолжала колдунья совершенно мрачным тоном, — что такой могущественный чародей, как лорд Рал, имеет в запасе какой-нибудь магический трюк на такой случай, и все завершится ужасными пытками для всех, кто осмелился использовать против него жалкие заклятия старой колдуньи?
Дженнсен испуганно посмотрела в устремленные на нее глаза:
— Я никогда не задумывалась над этим.
— Я и не сомневалась, — воскликнула колдунья.
— Но… как же мне спасти Себастьяна? Как я могу помочь ему?
— Просто надо придумать способ — если спасение вообще возможно. Но все должно быть проделано с учетом того, что я тебе сказала. Можно, конечно, пробить стену, чтобы вызволить его на свободу, но за стеной наверняка сидят собаки-ищейки. И у тебя начнутся такие же проблемы, как и с колдовством. Лучше всего придумать способ убедить их, чтобы они сами выпустили его.
В этом предложении был смысл, но оно оказалось слишком неожиданным, и Дженнсен воскликнула:
— Каким образом я смогу отыскать такой способ?
Колдунья пожала плечами:
— Если это вообще возможно, держу пари, ты отыщешь. В конце концов, ты спаслась и превратилась в чудесную молодую женщину, нашла меня и добралась сюда, разве не так? Ты смогла очень многое. Надо настроиться на то, что сможешь и это. Не следует только доставать палку и ворошить осиное гнездо.
— Но я не представляю, что можно сделать без колдовства. Я ведь — никто.
— Никто! — произнесла Алтея насмешливо и отклонилась назад. Похоже, она начинала проявлять нетерпение, как учитель перед бестолковым учеником. — Ты далеко не никто! Ты — Дженнсен, сообразительная девушка с головой. Тебе ни к чему стоять передо мной на коленях и изображать из себя ничтожество. Если ты хочешь остаться на всю жизнь рабыней, тогда продолжай ходить к другим и просить сделать все вместо тебя. Тебе окажут любезность, но ты быстро обнаружишь, что цена этому — отсутствие выбора, а значит, твоя свобода, вся твоя жизнь. Твою просьбу выполнят, но в результате ты станешь рабыней, отдав свою свободу за смехотворно маленькую цену. Вот тогда ты и станешь никто, потому что именно ты выбрала такую судьбу.
— Но, может быть, сейчас другой случай…
— Солнце встает на востоке. Не бывает в жизни исключений только потому, что тебе этого хочется. Я знаю, о чем я говорю, магия — это не решение. Даже если у тебя окажется заклятие и они не узнают, что ты дочь Даркена Рала, думаешь, они распахнут перед тобой ворота? Они не откроют темницу твоего друга, пока не узнают, что ее надо открыть. Даже если заклятие превратит тебя в шестиногого кролика, они все равно не откроют дверей оттого, что ты по мановению волшебной силы стала шестиногим кроликом.
— Но ведь волшебство…
— Волшебство — всего лишь инструмент, но вовсе не решение.
Дженнсен напомнила себе, что необходимо оставаться спокойной. Пусть ей и хочется схватить эту женщину за плечи и трясти до тех пор, пока не согласится помочь. Надо помнить неудачу с Латеей…
— Что вы имеете в виду, когда говорите, что магия — не решение? Магия всесильна.
— У тебя есть нож. Ты показывала мне его.
— Да, есть.
— Разве, когда ты голодна, ты приставляешь нож к чьему-либо горлу и требуешь хлеба? Нет! Ты получаешь хлеб, давая взамен монету.
— Вы хотите сказать, что их можно подкупить?
Алтея вздохнула:
— Нет. Насколько я знаю, их нельзя подкупить — по крайней мере в традиционном смысле этого слова. Дело в другом… Когда Фридриху нужен хлеб, он не использует нож, чтобы отнять хлеб, — в том смысле, как ты хочешь воспользоваться магией. Он использует нож для того, чтобы вырезать фигурки, а затем золотит их. Он продает то, что сделал с помощью ножа, а затем обменивает полученные монеты на хлеб. Понимаешь?.. Если он будет использовать нож впрямую, это ничего, кроме вреда, в конечном счете не принесет. Он будет вором, и его станут преследовать. Вместо этого он работает головой, а нож использует, чтобы создать что-либо, и таким образом решает проблему получения хлеба с помощью ножа.
— Вы имеете в виду, что я могу воспользоваться магией не впрямую? Я каким-то образом должна использовать магию, как инструмент?
Алтея тяжело вздохнула:
— Нет, дитя мое. Забудь о магии! Ты должна воспользоваться собственной головой.
— Я и воспользовалась, — сказала Дженнсен. — Это было нелегко, но я сообразила придти сюда и попросить вас о помощи.
Алтея перевела взгляд на огонь в камине:
— Я не могу помочь тебе таким образом.
Дженнсен уже совсем теряла голову от безысходности.
— По-моему, вы так и не поняли. За мной охотится могущественный человек. Мне нужны чары, чтобы он не узнал, кто я. Такие чары вы накладывали на меня в детстве.
Старуха продолжала неотрывно смотреть на огонь:
— Я не могу этого сделать. У меня нет такой силы.
— Нет, вы можете. Вы уже однажды это делали. — Вся жизнь Дженнсен, полная разочарований, страха, потерь и тщетных усилий пришла ей на ум, и тут же выступили горькие слезы. — Я не для того прошла весь этот путь, чтобы вы отказали мне! Латея сказала, что только вы способны видеть дыры в мире и только вы способны мне помочь. Пожалуйста, Алтея, я умоляю вас ценой своей жизни.
Алтея не смотрела ей в глаза:
— Я не могу наложить на тебя такое заклятие.
Дженнсен подавила новую порцию подступивших слез:
— Пожалуйста, Алтея, я просто хочу, чтобы меня оставили в покое. У вас есть такая власть.
— У меня нет того, что ты себе вообразила. Я могу помочь только тем способом, каким умею.
И Дженнсен вспыхнула:
— Как вы можете сидеть здесь, зная, что люди страдают и умирают? Как вы можете быть такой эгоистичной, Алтея?
Фридрих подхватил Дженнсен под руку, помогая ей встать:
— Прости, но ты уже спросила, что хочешь. И все услышала. Если ты умна, ты используешь то, что узнала. А теперь тебе пора уходить.