Пуговицы - читать онлайн книгу. Автор: Ирэн Роздобудько cтр.№ 107

И — что?…

Рядом с ней бежал старший мужчина, одетый более или менее «по-мирному». Подхватила его под руку.

Он сразу же понял. Отдышался, замедляя дыхание, поправил куртку, вытер лицо, взял ее под руку.

— Мы их задержим, — сказала она ребятам. — Там, наверху — люк. Бегите по крышам…

И прошептала мужчине:

— Мы идем из гостей… Вас как зовут?

— Игорь, — ответил тот.

Его рука, согнутая в локте, дрожала.

Она крепче сжала ее, и они медленно начали спускаться навстречу топоту сапог…

Когда они были совсем близко, громко сказала:

— Это же надо так влипнуть! Что происходит, дорогой…

Топот приближался.

Они бежали, поднимая вверх дубинки — уже готовые для ударов.

Их было десять или больше, но ей показалось — сотня…

На пятом образовалась «пробка», на которую она и надеялась, которая могла дать фору парням наверху.

«Сейчас убьют…» — мелькнула мысль, когда самый ловкий был в шаге от нее.

Встретились взглядами.

И вдруг она увидела в его глазах… радость.

Взгляд красноречиво говорил: «Слава Богу — женщина! Итак, можно не бить…»

Она могла поклясться, что это была именно такая мысль! «Можно не бить…», а это значит — еще мгновение побыть людьми…

Лика крепче вцепилась в руку своего партнера. В них врезалась толпа военных, и они будто распорошили ее, умерили напор. Минуя эту черную тучу, она услышала, что они начали подниматься медленнее. Даст Бог, ребята успеют выскочить в люк.

Хоть бы он был открыт.

Хоть бы он был…

…Люк был закрыт!

Через несколько минут, которые ярко врезались в память, они все уже стояли внизу, под стенами здания, — и те, кого пыталась так бесхитростно защитить, уже избитые, окровавленные, и она, с тем, кто назвался Игорем. И еще целая куча людей.

Солнце светило невероятно.

В его белом свете, как в море, лежали под стенами раненые и убитые — разные. Она не могла оторвать взгляд от пары людей старшего возраста, которую беркутовцы спешно накрывали тряпьем…

Все кончилось, затихло. По улице клубился белый и черный дым.

Тех, кто мог стоять, — выстраивали вдоль стены.

Вокруг ходили военные.

Один, по виду — начальство, подошел к ней, стянул с ее головы шерстяную шапку, бросил на землю.

И обжегся взглядом.

В нем не было ни ненависти, ни страха.

Наоборот, обжегся… сочувствием.

Она ему — сочувствовала!

Сочувствовала ТАКОЙ работе…

Хотелось освободиться от этого взгляда.

— Вы, наверное, хотите домой? — неожиданно сказал он.

— Наверное, да… — сказала она.

— Можете идти.

Она не удивилась, не обрадовалась. Покачала головой.

— Не могу.

— Почему? — спросил он.

— Я не одна, — сказала она и дернула за руку того, кто стоял рядом. — Мы вместе.

Он хмыкнул. И тихо сказал:

— Можете идти вместе…

Она услышала, как ее протянутую ладонь сжала другая. Это был тот самый человек.

Несколько метров они шли, не глядя друг на друга. Шли, будто ждали выстрелов в спину.

Парочка…

Вышли на угол Лютеранской и Шелковичной.

Остановились.

— Спасибо, — сказал мужчина.

— Спускайтесь до Бессарабки, — сказала она. — К метро «Льва Толстого». «Крещатик» — закрыт…

— А вы?

Она махнула рукой в ту сторону, откуда они только что вернулись.

— Там ребята…

Он ничего не спросил.

Обнял и несколько минут тяжело дышал в плечо.

Потом пошел вниз.

* * *

…Богоматерь смотрела на нее одним — правым — глазом.

Он уже был таким, каким нарисовал его неизвестный художник эпохи Возрождения: светло-голубым, как рыбка на глубине. Левый еще требовал как минимум двухдневной работы. Икона была так себе, из детской спальни. Выражение лица — достаточно нейтральное, умиротворенное. Вокруг реставрационного станка Энжи налепила с десяток фотографий, сделанных в разные годы с начала двадцатого века, на которых эта Богоматерь была в разных ракурсах.

Можно было бы обойтись и без этого (по крайней мере, Робби достаточно поиздевался над ее добросовестностью), но ей важно было видеть, как эта невзрачная икона в течение многих десятилетий оживляла интерьер.

Энжи надвинула на глаза увеличительные очки, поправила лампу и погрузилась в работу.

В мастерской было довольно холодно.

Сквозь щель в окне виднелись белые тропы геометрического парка. Он напоминал нарезанный равными кусками торт.

Энжи сделала десять прикосновений кистью к левому глазу Богоматери, отсчитывая мгновения между двумя ударами сердца. Робби смеялся бы.

Энжи посмотрела в окно и натянула на голову клетчатую вязаную шапку. Сейчас, в восемь часов, здесь еще холодно, но до прихода коллег — мистера Харпера и Робби — воздух медленно прогреется.

Она всегда приезжала в мастерскую на час раньше.

Ей нравилось быть здесь в одиночестве. Неспешно сварить кофе, выпить ее, вглядываясь в безграничное пространство парка.

То, что с ней произошло, воспринимала, как «сон во сне».

Реальностью стали только воспоминания о детстве в коммуналке, юности, учебе в «художке»… Но говорить об этом было не с кем и ни к чему.

Дальше — щелкали ножницы, перерезая эту нить, и начинался сон: нежный, тактичный, влюбленный до безумия Джош.

Дом на берегу океана.

Калейдоскоп путешествий.

Фестиваль… Прекрасная женщина в черном платье на красном ковре…

Этот сон перетекал в другой: разгоревшееся лицо Збышека Залески, преступление, которое она неосознанно совершила…

Этот «сон во сне» перетекал в нынешнюю Шотландию, Тейн, замок Донробин, реставрационную мастерскую.

Мистер Шепард, миссис Оливия Берд, мистер Харпер, Робби — ее окружение, которое может так же развеяться, стоит только ущипнуть себя за руку.

Но что или кто придет взамен?

Робби, который не сводит с нее глаз.

Собственная мастерская в Абердине, о которой он прожужжал ей все уши, считая эту перспективу великим жизненным достижением.

Ох, знал бы, где и в каком статусе висят ее гобелены!..