Может показаться странным, что именно Троцкий стал одним из наиболее почитаемых деятелей советского периода в ту пору, когда началась так называемая «демократизация» СССР, а затем и его расчленение. Казалось бы, такой рьяный революционный глобалист, жесточайший каратель времен Гражданской войны, вносивший смуту и в действия Красной Армии, и в ряды большевиков, ничего не сделавший для укрепления и восстановления России, зато самым активным образом участвовал в Октябрьской революции (которую новоявленные демократы из партократов стали дружно проклинать)… Что привлекло современных идеологов антисоветского пути России в образе Троцкого? Главное, пожалуй, стремление противопоставить его Сталину. (Как тут не вспомнить сопоставление Сталина и Троцкого, данное М. Алдановым!)
* * *
Итак, почему же в начале 1920-х годов преемником Ленина оказался Сталин? Разве не рекомендовал Ленин поставить во главе партии кого-нибудь другого? Как получилось, что это ленинское «завещание» не было выполнено?
Стиль и личность
«Стиль — это человек», — сказал знаменитый французский естествоиспытатель ΧVΙΙΙ века Бюффон, отличавшийся изящным стилем. Правда, он при этом не претендовал на психологическую премудрость, а просто отметил, что в стиле проявляются личные качества, тогда как идеи являются достоянием многих.
Тем не менее по стилю есть возможность судить о некоторых чертах характера человека и даже, отчасти, его эпохи.
Вот, к примеру, высказывание талантливого писателя, получившего европейское признание и считавшегося мастером художественного слова:
«Стиль большевистской эпохи — в мужестве, в сдержанности, он полон огня, страсти, силы, веселья. На чем можно учиться? Посмотрите, как Сталин кует свою речь, как кованы его немногочисленные слова, какой полны мускулатуры. Я не говорю, что всем нужно писать, как Сталин, но работать, как Сталин, со словом нам надо».
Так утверждал Исаак Бабель на I съезде советских писателей в 1934 году.
Можно ли согласиться с Исааком Эммануиловичем, или он просто был то ли запуган (хотя не был трусом), то ли поддался гипнозу культа личности Сталина (хотя обладал ясным умом)? Мне кажется, с ним нужно, хотя бы отчасти, согласиться. В то время как в революционном угаре некоторые партийные ораторы выражались многословно и с мишурным блеском, Сталин предпочитал деловой тон. Хотя при случае, как мы могли убедиться по заметке «Ленин на отдыхе», умел писать и в другом стиле.
Французский писатель Анри Барбюс так высказался о выступлениях Сталина: «Он никогда не старался превратить трибуну в пьедестал, не стремился стать «громовой глоткой» на манер Муссолини или Гитлера или вести адвокатскую игру по типу Керенского, так хорошо умевшего действовать на хрусталики, барабанные перепонки и слезные железы слушателей; ему чуждо гипнотизирующее завывание Ганди».
Немецкий писатель Лион Фейхтвангер пояснял причины особенностей сталинского стиля: «Так говорит Сталин со своим народом… Его речи очень обстоятельны и несколько примитивны; но в Москве нужно говорить очень громко и отчетливо, если хотят, чтобы это было понятно даже во Владивостоке. Поэтому Сталин говорит громко и отчетливо, и каждый понимает его слова, каждый радуется им, и его речи создают чувство близости между народом, который их слушает, и человеком, который их произносит».
Интересно, что тут стиль писателя подобен сталинскому (хороший литературный прием). Важно подмечено доверительное отношение Сталина к слушателям и читателям. Его стиль не был нарочитым. Он определялся особенностями личности. Ведь Сталин всегда меньше всего думал о собственных интересах. Он был не столько «прирожденным атаманом», как считал Алданов, сколько борцом за идею, можно даже сказать, народным вождем. Именно народным, а не возвышающимся на трибуне над толпой, как «большой начальник».
* * *
Лев Давидович в этом отношении вел себя иначе. Он порой упивался собственным красноречием и стремился зажечь толпу пламенными лозунгами — как теперь говорят, «завести».
О литературном даровании Троцкого Алданов отозвался так: «Троцкий вдобавок «блестящий писатель» — по твердому убеждению людей, но ничего общего с литературой». Он привел несколько «перлов» этого писателя: «Если буржуазия хочет взять для себя все место под солнцем, мы потушим солнце!» или образец сарказма: «империалистическое копыто г. Милюкова».
«Клише большевистской типографии, — пишет о Троцком Марк Алданов, — он умеет разнообразить стопудовой иронией: «В тех горних сферах, где ведутся приходно-расходные книги божественного промысла, решено было в известный момент перевести Николая на ответственный пост отставной козы барабанщика, а бразды правления вручить Родзянко, Милюкову и Керенскому»». (С такими ужимками политик описывает весьма непростое и чрезвычайно важное историческое событие — отречение царя и переход власти к Временному правительству!)
Можно добавить несколько из многих возможных подобных примеров. «Ленин безошибочно подслушал нарастающий напор истории на буржуазию», и в результате «ей неизбежно придется «лопаться по всем швам». «На фронте политические отделы рука об руку с заградительными отрядами и трибуналами вправляли костяк в рыхлое тело молодой армии».
Безусловно, далеко не всегда Троцкий допускал такие стилистические ляпы. Писал он, в общем-то, неплохо. Оценка его литературного таланта зависит от принятого критерия качества. Кому-то могут понравиться и приведенные выше высказывания Троцкого.
Дело, конечно, не в «отдельных недостатках». Сравнение стилей Сталина и Троцкого помогает понять, почему основная масса членов партии, не искушенная в стилистических изысках и красотах, предпочитала видеть своим вождем после Ленина не Троцкого, а Сталина. А на партийных съездах присутствовали в основном такие люди.
Правда, остаются еще вопросы, на которые желательно ответить.
Почему на съездах партии Генеральным секретарем избирали Сталина?
Можно предположить, что это связано главным образом с тем, что основную массу делегатов представляли кадры, за подбор которых отвечал Сталин. Они могли быть ему благодарны или даже преданы. Им вдобавок нравился стиль выступлений его, а не Троцкого.
Однако Сталина поддержало и большинство членов ЦК партии, а также Политбюро. Среди них преобладали старые большевики-ленинцы. Чем объяснить их выбор? Ведь они должны были постараться выполнить завет Ленина о замене Генерального секретаря. Как можно было ослушаться прославляемого, пусть даже в данное время тяжело больного вождя?!
Кого же предпочел Ленин?
Ильич предложил сместить Сталина с поста генсека. И ничего не сказал о том, кого же он рекомендует взамен. Можно возразить: ничего особенного, он был подлинным демократом, а потому не мог навязывать съезду своего мнения. Он назвал возможные кандидатуры, но не счел возможным настаивать и предпочел положиться на волю большинства.
В такое объяснение трудно поверить. Подобных демократических замашек, едва ли не всегда рассчитанных на публику, лицемерных и достаточно характерных для буржуазных политиков, у него не было. Во многом его можно обвинять, но не в показной демагогии. Тем более в такой ситуации, когда она не имела никакого смысла.