Эпоха за эпохой. Путешествие в машине времени - читать онлайн книгу. Автор: Карл Александр cтр.№ 26

Статная светловолосая медсестра повернулась к нему и улыбнулась:

– Чем я могу вам помочь, сэр?

– Сегодня днем мой знакомый попал под автомобиль и был привезен в эту больницу. Мне хотелось бы узнать масштаб его травм и ожидаемое время выписки.

– Конечно, сэр. Могу я узнать имя больного и номер страховочного полиса?

– Его зовут Лесли Джон Стивенсон…

Она повернулась и начала стучать по клавиатуре небольшого электронного устройства.

– Но, боюсь, что номер полиса не знаю.

– Дата рождения?

– Насчет нее я тоже не совсем уверен.

Медсестра повернулась от экрана к Уэллсу:

– Извините, сэр. У нас Лесли Джон Стивенсон не зарегистрирован.

Уэллс терпеливо улыбнулся:

– Не думаю, что при нем было какое-то удостоверение личности в тот момент, когда на него налетела машина.

– Тогда он зарегистрирован как неизвестный. – Она нахмурилась, задумалась, но быстро снова ободрилась. – А вы не можете мне сказать, где именно произошел несчастный случай?

– На перекрестке Ван-Несс-авеню и Эллис-стрит.

Она снова вернулась к компьютеру и набрала новый запрос. Спустя несколько мгновений пришел ответ, который она зачитала Уэллсу:

– Мужчина, белый, рост шесть футов, вес сто восемьдесят фунтов, карие глаза, темные волосы, смуглый. Поступил в коматозном состоянии в 16.13 в розовой рубашке и голубых брюках.

– Это он! Это Лесли Джон Стивенсон!

– По официальным документам он проходит как Неизвестный номер шестнадцать.

Она профессионально улыбнулась.

– Вы можете мне сказать, как он?

– Извините. Вам надо будет поговорить с врачом пациента, мистер?..

– Уэллс.

Она записала его фамилию и указала в глубину коридора.

– Может, вы подождете в комнате для посетителей? Больным занимается доктор Родден. Как только он освободится, я попрошу его с вами поговорить.

– Спасибо.

Он повернулся и ушел в указанном направлении.

Миновав подъемники (он еще не привык называть их «лифтами»), Уэллс оказался в комнате для посетителей. На пол было постелено ковровое покрытие, стояла мягкая мебель, на столиках лежала масса материалов для чтения.

Ему все понравилось. В больнице Святого Георгия посетителям предоставлялась только сырая комната с каменными стенами и полом и строгими деревянными скамьями вдоль стен.

Он направился к пустому креслу, когда его остановил странный звук. Обернувшись, он изумился. Напротив комнаты, у дальней стены коридора какой-то мужчина достал жестяную банку из одного аппарата, а потом из другого – яблоко! Машины для выдачи еды! Господи!

Эйч Джи поспешил подойти поближе. В окне одного устройства лежали сэндвичи, в окне второго – фрукты. Третий предлагал «газировку» (что бы это ни было), четвертый – кофе, чай и горячий шоколад, а дальше, в пятом, было множество аппетитных закусок, названия которых он не знал. Он внезапно ощутил сильный голод, так что вернулся к аппарату с сэндвичами, прочел возможные варианты, решил, что «ветчина с сыром» звучит наиболее привычно, и нажал кнопку. Ничего не произошло. Вспыхнула табличка, на которой он прочел: «Внесите деньги». Покраснев, он пошарил в кармане и извлек горсть монет. Засунув в прорезь требуемые пятьдесят пять центов, он снова нажал кнопку. Машина застонала, зажужжала, вернула его деньги и зажгла новую рекомендацию: «Попробуйте изменить выбор».

Уэллс послушался, но снова получил деньги обратно. Еще три раза он вводил в аппарат деньги – и еще три раза никакой еды не получил.

Он перевел взгляд на соседний аппарат и нахмурился. Он не любил фрукты. В легкой досаде он переместился к раздатчику ярких пакетиков. Он отверг жевательных червяков (от одного названия стало тошно), леденцы (простудиться не хотелось бы) и воздушную кукурузу (у него не было желания есть нечто, похожее на помет мелкого зверька). Оставались «Фритос» и «Хостес Твинкиз». Последние выглядели более сытными, так что он бросил монетки в прорезь, потянул за рычаг – и ну надо же! – наружу выскочило печеньице. Он осторожно развернул его и понюхал. Ему вспомнилась великолепная выпечка миссис Нельсон, не сравнимая со сладковато-затхлым запахом «Твинки». Пожав плечами, он отправил печенье в рот. Прожевав и проглотив сладость, он не почувствовал сытости. У него только зубы заболели от огромной порции сахарной помадки в белом вязком центре «Твинки».

В итоге Уэллс остановился на чашке слабенького чая. Он вернулся в комнату ожидания с мыслью о том, что проблема механизации приготовления пищи заключается в том, что пожаловаться на ее качество некому.

Эйч Джи устроился в неудобном кресле и взял со столика потрепанный «Ридерз дайджест». Он уже собрался углубиться в интересное изданьице, когда врач в белом халате привел в комнату трех цветных людей, приговаривая нечто утешающее. Герберт Уэллс рассматривал их с любопытством: до этого он видел чернокожих людей только на фотографиях.

Кажется, это была семья – в западном, иудео-христианском смысле этого слова. В противовес африканскому. Хотя, подумав немного, Герберт признал, что понятия не имеет о характере африканской семьи. Его знания о социальном устройстве Черного континента ограничивались племенной системой, которую он презрительно сравнивал с лондонской системой закрытых мужских клубов.

Уэллс подался вперед, внимательно присмотрелся ко всем троим – и не обнаружил в их поведении даже следа джунглей или саванны. На их месте могла оказаться любая американская или английская семья. Мать была седеющей толстухой в стареньком темно-синем платье. Два паренька, которые ее сопровождали, явно были ее сыновьями. Старший был высокого роста, и одежда его напоминала новый наряд Стивенсона. Он гневно расхаживал туда и обратно, пока врач продолжал говорить. Паренек помоложе, в блеклой кофте и коричневых широких брюках, доверчиво слушал белохалатного носителя дурных вестей. Мать расплакалась. Врач извинился, повернулся и ушел.

Младший паренек начал утешать мать:

– Папа поправится! Не слушай врача, мам!

Эйч Джи вспомнились гравюры из книг по американской истории, описывавших рабовладение, которые ему попадались в школьные годы. Правда, африканских рабов освободили за год до его рождения. Тогда почему же эта картина, которую он наблюдает в больнице будущего, кажется настолько исторической? Неужели в 1979 году существует иной вид угнетения? Выяснить это возможно только одним способом. Он подойдет к этому семейству и вежливо спросит, не может ли он, Герберт Джордж Уэллс, им чем-то помочь.

Он импульсивно встал и направился было к ним, когда старший из братьев повернулся и пригвоздил Уэллса к месту взглядом. Писатель замер. У него появилось леденящее душу ощущение, будто между ним и чернокожим семейством внезапно выросла стена. Он всмотрелся в лицо юноши в поисках объяснений, однако на нем застыло убийственно-холодное выражение. Герберт благоразумно вернулся в кресло и сделал вид, будто читает. Бодрая музыка лилась из усилителей, неумышленно контрастируя с отчаянными стонами женщины.