— Это все чудесно, друг мой, только как вы догадались, что под платьем вдовы скрывается сам Горжевский? Голос выдал?
— Нет, голосом он владел отменно.
— Тогда что же? Вы говорили про три ошибки убийцы…
— Именно так, — согласился Ванзаров. — Во-первых, в ее доме идеальный, медицинский порядок.
— И что такого?
— Вдова, отдалившаяся от всего мирского, проводящая дни на кладбище, вдруг тратит столько сил на борьбу с пылью. Зачем? Чтобы следов не оставлять. На всякий случай.
— А еще что? — не унимался Лебедев.
— Дневники. Не могу поверить, что любящая жена ни разу не заглянула в самое ценное, что у нее было: дневники мужа. При этом помнила точное их количество. Только это все косвенное. Главное — в другом. То, что никто не скрывал.
— Что же такое?
— Вы это видели, Аполлон Григорьевич, но тоже не обратили внимания. На памятнике Горжевского стоит дата смерти: 30 марта. А в медицинском заключении на день позже. На памятнике ошибка? Не может быть. Вдова же маниакально привержена точности и чистоте. Значит, она написала верную дату. Откуда она ее взяла? Вероятно, сама участвовала в событиях той ночи. Выходит, она убила мужа? В этом нет смысла. Какой отсюда вывод?
— Да, какой? — согласился Лебедев.
— Под обличьем вдовы находится тот, кто точно знал, что происходило 30 марта 1901 года. Потому, что сам участвовал в этих событиях. Потому, что сам убил свою жену.
— Уверены?
— Готов проставить годовое жалование, — ответил Ванзаров. — Когда вскроем могилу Горжевского, обнаружим там тело Инны Леонидовны.
— Она пошла на такую жертву? Ради любимого мужа?
— Скорее всего, Горжевский предложил супруге маскарад: он переодевается в ее одежду и уезжает, а она побудет в мужском костюме. Какие аргументы были использованы, не знаю. Только Горжевский уехал недалеко. Вернулся ночью, убил жену, положил на пол и намазал щеки салом. Чтобы крысы быстрее покончили.
— Ну, это уже из области предположений.
— Мадам Мамаева неоднократно видела, как из дома Горжевской выходит мужчина. Она решила, что вдову посещает любовник. А это был сам Горжевский. Он мог, не боясь, выходить и в мужском наряде. В городе его почти не знали. Ездил за нужными лекарствами в столицу. Кстати, уехать на две недели в платье своей жены ему тоже нужно было с простой целью.
— Какой же?
— Чтобы провести над собой операцию, результат которой вы обнаружили.
— О как! — выпалил Аполлон Григорьевич.
— Далеко Горжевский не уехал. Наверняка лежал в палате под присмотром Затонского. Главный врач Дубягский уже мало интересовался пациентами…
— А на могилу зачем каждый день ходил?
— Там же тихо и пусто. Удобно переодеваться мужчиной, уезжать по своим делам и возвращаться. Для хранения женской одежды он использовал то место, где я имел честь лежать над телом доктора Юнгера. Заранее подготовленная семейная могила, сухая, отделана досками. Остается только прикрыть полотном с дерном.
— И как только жену не пожалел?
— Он все спланировал заранее. Невеста была выбрана не случайно. Ростом и сложением они схожи. Лицо у нее некрасивое для женщины, но схожее с его. И вот представьте: столичный доктор предлагает перезрелой даме руку и сердце. Это ее последний шанс. Она готова во всем помогать. Когда его выгоняют из клиники, на все приданое она покупает новопостроенный домик в Павловске на 4-й Оранской улице. Она не знала, что ее готовят в жертву «Химере». Планировать — в характере Горжевского. Недаром соседи за год толком его не видели. А все снимки исчезли.
— Если бы не вы рассказывали — не поверил бы, — сказал Лебедев. — Что ни говорите, а доктор Горжевский сделал великое изобретение. Да, убийца, да, мерзавец и мясник, но с научной точки зрения его открытие бесценно. Жаль, вряд ли удастся найти его записи и дневники. Интереснейшее вещество эта «Химера». Много пользы могла бы принести.
— Чудовище не приносит пользы, чудовище умеет только забирать жизнь.
— Эк вы загнули.
— Зато оно заглатывает приманки, — продолжил Ванзаров. — Я сказал вдове, что Юнгер нашел нечто интересное о Горжевском и вскоре передаст мне. Она, вернее — он поверил и испугался. Я знал, что Горжевский попробует напасть, но не рассчитал, что использует укол.
— Как вы могли так поступить! — вскричал Лебедев. — Так рисковать!
— Я отправил вам телеграмму, — мирно сказал Ванзаров. — На всякий случай… Надо было мне слушать психологику. Потому что Горжевскому требовалось не только чтобы я замолчал, как доктор Юнгер.
— А что же еще?
— Ключ от моей квартиры. Для того он меня раздел до первородного состояния.
— Зачем Горжевскому ключ?!
— Чтобы пожить в моей квартире.
Аполлон Григорьевич решительно был не согласен.
— Не может быть! — заявил он.
— Это логично. Во-первых, искать вдову Горжевскую никто не будет. Если бы мы с Сыровяткиным прибыли на пожар на пять минут позже, я бы не смог заметить несхожесть фигуры той, на кого надели платье Горжевской. Сейчас выясняют, кому принадлежит тело. Наверняка это окажется бродяжка, которую Горжевскому удалось подобрать где-то за пределами Павловска и заманить к себе… Если бы случилось так, как он запланировал, все бы считали, что вдова погибла в огне. И искали бы ее убийц. Но не ее саму. А она в это время живет на частной квартире. Что просто и разумно: не надо останавливаться в гостиницах и давать к себе ниточку. А так — Горжевский становится невидимкой. У него было несколько дней, пока не нашли мое бренное тело, чтоб осмотреться и выбрать, куда двигаться дальше: в Финляндию на поезде, оттуда за границу, или сразу на пароходе еще дальше. С «Химерой» Горжевский везде нашел бы себя. Паспорт жены у него был в кармане.
— Ваши ключ и удостоверение мы нашли в его чемодане, — согласился Лебедев. — Но на ключе не написано, от какой квартиры!
— Ему бы хватило дерзости явиться в сыск и спросить адрес под видом, например, моей… невесты. Такой же аргумент сгодился бы для домовладельца. Все просто…
— Как с таким умом вас не поставили начальником сыска?! Глупость невероятная…
— Это ничего не меняет, — сказал Ванзаров. — Все вернется, и все начнется сначала. Химеру нельзя убить. Она придет снова. В другом обличье. Я знаю. Нам этого не избежать…
— Нам? Кому — нам?
Ванзаров улыбнулся.
— Вы и так вытрясли из меня все, что можно. Давайте встречать гостей, Аполлон Григорьевич. Хватит грустных мыслей…
…Вечер удался. Все поздравляли Ванзарова с новым чином и благополучным завершением дела, подробностей которого не знал никто. Сыровяткин знал, но помалкивал. Ванзаров принимал поздравления, был весел, насколько мог, слушал тосты и отвечал сам, пил и не пьянел совершенно. В отсутствии чувств был большой плюс. Он улыбался и шутил над подстриженными усами, и никто, даже Лебедев, не мог представить, о чем он думал.