Ванзаров остановился у надгробия Горжевского и стал что-то рассматривать. На вкус Сыровяткина, смотреть тут было не на что. Да и какая нелегкая могла вывести их отсюда, от места вечного покоя, к убийце невинной девушки? С кандидатурой брандмейстера Сыровяткин окончательно расстаться не мог, но об этом помалкивал.
— Он был здесь, — вдруг сказал Ванзаров.
Полицмейстер подумал, что уже и мысли его читают.
— О ком вы? — осторожно спросил он.
— Доктор Юнгер действительно приходил сюда.
Неужто следы приметил? Полицмейстер покосился на землю, но ничего, кроме пробивающейся травки, не заметил.
— Это как вы узнали?
— Букет, — Ванзаров указал на цветочки, лежащие на мраморной плите.
— Может, вдова?
— Мадам Горжевская разводит тут клумбу, вот ее горшочки повсюду.
— А это чей тогда будет, с лилиями? — Сыровяткин указал на повядшие растения с левой стороны памятника.
Пояснять, откуда они взялись, Ванзаров не стал, ограничился твердым уверением, что доктору лилии не принадлежат.
— Как же вы поняли? — не унимался полицейский, столкнувшись с очередной неразрешимой загадкой.
— Ну, это же очевидно, коллега! — заявил Ванзаров так убедительно, что поверг бедного Сыровяткина в окончательное смятение. Но и желание задавать дурацкие вопросы тоже отбил.
Сыровяткин был уверен, что теперь, когда факт пребывания Юнгера установлен окончательно, делать здесь нечего. Зачем так извилины напрягать, когда доктор наверняка уже ждет в полиции и сам все расскажет. Но Ванзаров медлил. Для чего-то ему потребовалось отодвинуть большой венок, который прикрывал дату начала жизни Горжевского.
— Константин Семенович, какая цифра здесь указана?
Ну, это уже слишком! Неужто думает, что полицмейстер так глуп, что не разберет римские цифры?
— Двадцать первое, десятого месяца, года одна тысяча восемьсот пятьдесят девятого…
— Чудесно. А здесь какая? — Сыровяткину указали на дату конца.
— Тридцатое, третьего месяца, года одна тысяча девятьсот первого… — ответил он покорно.
— Благодарю вас.
— Все правильно?
— Исключительно правильно, верно и разумно. Как и должно быть.
На языке Сыровяткина упрямо вертелся вопрос: «Зачем весь этот спектакль?», но задавать его вот так, в лоб, он не решился. Чутьем полицейского понял, что делать этого не стоит. Тем более Ванзаров уже направился к выходу. Шел он быстро и молча, пребывая в «мыслительных высях духа», как про себя назвал Сыровяткин. Возможно, он был не так уж далек от истины. Хотя истина такой скользкий предмет: кажется рядом, а вот поди ж ты, поймай ее. Ускользает.
64. Загадка для ума
Если у залетного гостя нет дачного гнезда, или знакомых, или, на худой конец, дальних родственников, найти ему развлечения в Павловске не так просто. По чести говоря, гостю деваться особо некуда. Ну прогуляется по дворцовому парку, ну осмотрит Пиль-Башню и Монмартр, заглянет в Гостиный двор, пройдется по дачным улочкам туда и обратно, осмотрит знаменитый концертный зал. Нагуляв аппетит, завернет в ресторан. После чего со спокойной душой может отправляться восвояси. То есть на вокзал.
Городовые Маляхин и Трухин, получив от полицмейстера приказ отыскать приезжего господина, описание которого было дано им весьма подробное, не сомневались, что справятся без особых хлопот. Мужчина приметный, одет солидно, не иголка в стоге сена. Тем более народу на улицах пока что мало, подобная фигура приметна издалека. Наверняка будет озираться по сторонам, как полагается всем чужакам.
Они поделили город. Трухину достался парк с окрестностями, Маляхину — западная часть с улочками и дачами. Договорившись, что встретятся в полиции, городовые разошлись в разные стороны. Каждому из них понадобилось не более полутора часов, чтобы обойти условленные части. А потому, по прошествии времени, оба вернулись почти одновременно. Порученное дело они исполнили с честью. И дожидались начальство со спокойной душой.
Ванзаров вошел так стремительно, что городовые замешкались и не сразу встали при его появлении.
— Где доктор? В кабинете ожидает? — бросил он на ходу, направляясь к прикрытой двери.
Городовые переглянулись. Не понравилось им начало, что-то дальше будет. А тут еще Сыровяткин объявился и стал кроить грозные выражения лица.
Только заглянув в кабинет полицмейстера, Ванзаров вернулся обратно.
— Хорошо искали? — спросил он.
— Как приказано было, вашьбродь, все обошли, — ответил Трухин.
— На вокзале спросили?
— Так точно, лично у дежурного выяснял, — доложил Маляхин. — Говорит, приезжал такой утренним поездом, обратно не отправлялся. Да и поезд через час будет.
— В ресторане были?
— Так точно, опросил официантов, — сказал Трухин. — Пусто у них пока что.
— Парк осмотрели? — строго спросил Сыровяткин.
— Так точно, господин полицмейстер… Не упустили, коли бы объявился…
— Извозчики что?
— Сюда к нам с вокзала его Васька Перцев привез, а более господина никто не брал.
— Константин Семенович, где еще у вас можно безнадзорно бродить? — спросил Ванзаров.
Сыровяткин не мог дать никакого вразумительного ответа.
— Может, подарки покупает… — предположил он не слишком уверенно.
— Никак нет, господин полицмейстер, — сказал Маляхин. — По Гостиному двору прошел, приказчиков спросил, они бы такого нового покупателя сразу приметили.
— Не иначе испарился, как призрак, — сказал Ванзаров, подходя к ящику телефонного аппарата.
Он назвал барышне на коммутаторе номер сыскной полиции. В приемном отделении ответил Кунцевич, первым делом доложив, что его разыскивают в Павловске. Ванзаров поблагодарил и просил срочно отправить кого-нибудь по домашнему адресу доктора Юнгера. Если он там, немедленно телефонировать или хоть телеграмму прислать. Ванзаров еще напомнил про фотографии, которые должен был разыскать Курочкин. Кунцевич стал что-то объяснять ему про неожиданное происшествие, но Ванзаров слушать не стал, извинился, дал отбой.
— Что-то странное есть в вашем городе, — сказал он, глянув на Сыровяткина так, будто тот нес личную ответственность за все неполадки.
Разговор начинался не для ушей городовых. Полицмейстер как головой двинул, так их ветром сдуло.
— За что обижаете нас, Родион Георгиевич, — с укоризной сказал Сыровяткин. — Мы, конечно, не чета вам, столичным, но тоже стараемся изо всех сил…
— Насчет ваших стараний никаких сомнений, — уверил его Ванзаров. — Только что-то есть непонятное. Вижу, но не могу сформулировать. Что-то настолько очевидное, что не бросается в глаза.