— Не стоит играть со мной, господин Трупп, — строго сказал Ванзаров. — Для чего вам понадобился я и для чего вы морочили мне голову? Кто вас попросил?
Трупп удовлетворенно покачал головой.
— Я начинаю понимать… — проговорил он. — Случилось то, что и должно было случиться…
— Что же это такое?
— Какое-то происшествие. Преступление, которое заставило вас поверить в мои слова.
— Преступления происходят каждый день.
— Но вы нашли меня…
Нельзя допустить, чтобы допрашиваемый вел разговор. Видно, полгода без практики затупили допросный инструмент Ванзарова. Следовало переходить к решительным мерам.
— По чести говоря, меня интересует только одно, — сказал Ванзаров и выдержал нужную паузу. — Зачем вы меня предупредили?
— Простите, но это совершенно не так, — ответил Трупп. — Я всего лишь сообщил, что вас ожидает нечто… неизбежное.
— Это неизбежное вам было известно заранее.
— Предположение, не более того. Всего лишь две строчки над чистым листом с вашей фамилий и датой двадцать пятое апреля сего года. Содержание предыдущих листов неумолимо указывало…
Ванзаров перебил его:
— Откуда вы узнали о том, что произошло?
— Слово чести, — Трупп положил руку на сердце. — Для меня полная загадка, о чем вы говорите.
Сложность заключалась в том, что при всем желании Труппу нечего было предъявить. Ну, обманул, ну, соврал. Всегда можно объяснить шуткой или розыгрышем. Оставалась одна ниточка.
— Мы навели справки: вы не библиограф, не библиотекарь, — сказал Ванзаров, готовясь уловить сигналы того, что его сейчас будут обманывать.
— Никогда не называл себя библиографом, — последовал ответ. — С чего вы взяли?
Надо было признать, что поспешный и ошибочный вывод иногда случается.
— О вас вообще мало что известно, — сказал Ванзаров.
— Что обо мне знать? — развел руками Трупп. — Все время провожу здесь.
— Кто же вы такой?
— Читатель, — ответил Трупп, глядя Ванзарову прямо в глаза. И добавил: — У меня скромная рента, хватает на кусок хлеба с чаем, а большего мне и не надо. Меня интересуют только книги. И ничего более, господин Ванзаров… Если вы пришли за моей помощью, может быть, расскажете, что случилось?
— Книга, про которую мне сообщили, при вас?
— Это не книга, это обрывок…
— Пусть так. Обрывок у вас?
— Вы ясно дали понять, что вам он не интересен.
— Неужели сожгли?
— Что за глупость! — Трупп скривился от бестактности. — Сдал обратно на хранение.
— Насколько помню, вы что-то говорили о папке, в которой нашли листы.
Трупп потупился, как провинившийся школяр.
— Простите, тут немного упростил ситуацию. На самом деле обрывок я нашел вложенным в первое немецкое издание по медиевистике.
И за эту шалость в участок не потащишь и в арестантскую не посадишь.
— Тогда извольте пересказать, что вы там прочитали… — сказал Ванзаров, невольно отступая, что с ним случалось нечасто.
— Я успел перевести только первый случай! — заторопился Трупп. — С остальными должно быть проще, там не готический шрифт, я только взглянул…
— Помню, что вы читаете на старонемецком. Ожидаю с нетерпением.
— В городе Пфальце стали находить молодых девушек, над которыми совершались ужасные издевательства…
— Какие именно? — бессердечно спросил Ванзаров.
— К ним… К их телам… — Трупп никак не мог решиться.
— Их протыкали ветками?
— Значительно хуже: отрубали руку или ногу и пришивали члены животных, лапы волков и собак. Тела находили обнаженными. Это ужасно… Простите.
— Много их было?
Трупп держал у рта платочек, будто боролся с приступом дурноты.
— Кажется, пять или шесть…
— Чиновник городского магистрата Дитрих Ванзариус…
— Вы совершенно правы, это его имя…
— …нашел убийцу. Кто им оказался? Неужели чернокнижник доктор Фауст?
Трупп глубоко и медленно вздохнул.
— Я не говорил, что убийца был найден…
Настал черед выразить недоумение Ванзарову.
— О чем же тогда написана повесть?
— Не повесть, я бы назвал ее исторической заметкой.
— Пусть так. О чем же она?
— Загадка, тайна, если хотите, осталась. Убийца не был найден. Толпа разорвала какого-то беднягу-чужестранца. Но толпа всегда требует крови.
— После самосуда убийства в Пфальце прекратились?
— На этом текст обрывается.
— Все же чиновник магистрата смог изобличить истинного преступника?
— Об этом мне ничего не известно…
Ванзаров поднялся с подоконника.
— Чрезвычайно любопытно.
— Вы полагаете? — удивился Трупп. — Но ведь это чудовищно…
— Жить вообще страшно, — сказал Ванзаров. — Прошу заказать обрывок на выдачу и завтра предъявить мне…
— Буду рад вам помочь…
Трупп еще разливался в любезностях, но Ванзаров невежливо повернулся к нему спиной. Он как раз приметил скромного на вид господина, который стоял за перилами лестницы. Слышать их разговор на таком отдалении было затруднительно. На что Ванзаров очень надеялся.
— Неизбежное случится…
Ванзаров резко обернулся. Трупп церемонно поклонился ему.
— Что вы сказали?
— Прошу простить?
— Вы что-то сказали, — повторил Ванзаров.
— Мой кашель, — ответил Трупп, старательно покашливая в платок. — Вам, вероятно, послышалось.
— Вероятно, — согласился Ванзаров. — Вам запрещено покидать столицу до особого разрешения полиции…
Он направился к большим стеклянным дверям библиотеки. Ненаучно и нелогично он чувствовал затылком чей-то взгляд. Только неизвестно, чей именно.
26. Из вырванного отрывка
Апреля, двадцать девятого, года одна тысяча семьсот третьего… Офицер Карл Ванзархофф.
Докладывая Вашему превосходительству об имевших место быть преступлениях, невозможных для человеческого разума, и особо для порядка, соблюдаемого в курфюршестве Саксонском, о которых Ваше превосходительство уже поставлено в известность своевременными рапортами, имею особо подчеркнуть следующее. Сама возможность происхождения того, чему стали невольными свидетелями ваши верноподданные граждане, еще раз наглядно свидетельствует о недостаточности и слабости полицейской власти. До сих пор никто из Ваших подданных не может ручаться, что целиком и полностью защищен от дальнейших подобных нарушений не только закона, но всех писаных и неписаных законов человеческого общества. А потому считаю своим долгом обратить особое внимание Вашего превосходительства на обстоятельства, кои могли выпасть из представленных докладов, не по злонамеренности, но из ложно понятого охранения Вашего спокойствия.