— Значит, вы с тетей Натой участвовали в операции по задержанию преступника?
Глаза Вована горели восторженным блеском. Он и раньше был весьма высокого мнения о Викторе и его жене, а уж теперь их личности поднялись на вовсе недосягаемую высоту.
— И вы сами позволили ему на вас напасть? Пожертвовали собой, чтобы поймать злодея? Знаете, кто вы после этого?
— Знаю. Мы легкомысленные идиоты.
— Нет, вы — герои! Вам надо медаль дать. И представить к награде. И… и еще…
Еще немного, и Вован бы посоветовал поставить художнику и его жене памятник или как-то иначе увековечить для потомства их подвиг. Но тут к ним пришел врач, который осмотрел ребят и мигом выставил их из машины.
— Здоровы! Нечего симулировать!
А вот насчет Наты врач заколебался.
— Ранение поверхностное. Можно обойтись и без госпитализации.
— Нет уж! — решительно возразил Виктор. — Везите мою жену в больницу! Лечите как можно лучше. Я и так никогда себе не прощу, что послушался уговоров и подверг ее жизнь опасности. А если теперь у нее случится заражение крови или рана окажется опасней, чем вам представляется…
— Дорогой, со мной все в порядке, — попыталась успокоить Ната своего мужа. — И не кори себя. Тебе не пришлось меня уговаривать. Это я захотела участвовать в операции вместе с тобой.
— Но этот подонок ранил тебя. Мог убить!
— Мы оба знали, что такой риск существует. Правда?
— Нет, Ната, это невозможно. Похоже, что я и впрямь какой-то идиот, — простонал в ответ ее муж. — Считал, что с кем угодно может случиться беда, но только не со мной и не с тобой.
— Не кори себя.
— Представляешь, соглашаясь с предложением отца Андрея, я даже не подумал о том, что риск для тебя или для меня существует.
— Ты просто на многие вещи смотришь слишком легкомысленно.
— Да! И мне надо спуститься с небес на землю, стать серьезней. Дорогая моя, если все закончится благополучно, я обещаю тебе, что серьезней и осторожней меня не будет человека на этой планете. Я никогда и ни за что больше не подвергну ни твою, ни свою жизнь опасности.
Ната в ответ просияла улыбкой!
— Дорогой… Честное слово, это лучшее, что ты мог извлечь из этой истории!
Врачи увезли с собой этих двоих счастливых людей. Причем супруги замерли в нежных объятиях друг друга. А Костиком и Вованом завладели их бабушки. И пожалуй, что из всех участников событий самая плохая ночь, если не считать самого дядю Севу, была именно у наших ребят.
Глава 17
Все пройдет, пройдет и это. Так гласила надпись на перстне, принадлежавшем царю Соломону. Только этой ветхозаветной мудростью и приходилось утешаться ребятам, пока их отчаянно песочили добрые родственники. Родственников было много, пока одни вразумляли деток, следующая партия отдыхала и набиралась сил, чтобы затем с новой энергией броситься на Вована с Костиком. Иногда родственникам надоедало песочить одного юношу, они отправлялись в дом другого, где находили живой отклик и прием.
— Заходите! Послушайте, что наш-то в свое оправдание говорит. Ваш до такого и не додумается!
Родственники слушали, уверяли, что их завирает еще похлеще, и предлагали пойти и лично в этом убедиться. Так и ходили в гости друг к другу. Когда родственники утомлялись, в дело вступали соседи. Так что спать в эту ночь Вовану и Костику пришлось совсем мало. Можно сказать, совсем не пришлось.
Их оставили в покое где-то часам к пяти утра, когда уже всходило солнышко. И ребята чувствовали себя ужасно измочаленными. Если сравнивать, то получалось, что из пыточного застенка дяди Севы они вышли свеженькими, как огурчики на грядке. А вот после длительного общения с родней и сочувствующими соседями ребята чувствовали себя вялыми, словно прошлогодний соленый помидор, случайно затерявшийся среди остатков рассола и листьев смородины на дне салатницы.
Ребятам было нужно хорошенько отдохнуть и выспаться, потому что завтра им предстояла беседа еще и с Васей. Тот заранее предупредил ребят, что такой разговор у них обязательно состоится. Но первым, кого увидели друзья, выглянувшие на следующий день на улицу, был вовсе не Вася, а отец Андрей. Он приехал на своей машине и теперь стоял у забора и о чем-то разговаривал с Таней. Вид у обоих был на редкость безмятежный и, пожалуй, счастливый.
Увидев Костика и Вована, отец Андрей приветливо помахал им рукой:
— Идите сюда! Дайте мне вас хорошенько отругать!
Друзья переглянулись. Не многовато ли на них одних? Но, покорившись судьбе, подошли.
— Вы как в дом проникли, изверги? — ласково спросил у них отец Андрей. — Вы же в мастерскую лезли. Как в доме-то оказались? Дверь там имелась?
Друзья вздохнули и синхронно кивнули.
— Потайная?
— Ага.
Ребята ждали продолжения, но отец Андрей, вопреки данному им же самим обещанию, не стал ругать мальчишек.
Вместо этого он сказал:
— Мы в это время сидели в засаде и видели, как вы на крыльце у художника толкались. Хотели вас перехватить, да поняли, что там заперто, и не стали вас трогать. А уж когда вы в окно мастерской полезли, так мы и вовсе вздохнули с облегчением. Думали, что в мастерской вы вообще в безопасности будете.
— Хотели уже послать к вам в мастерскую делегата, чтобы объяснил ситуацию и уговорил вас не шуметь.
— Но вы и сами вели себя там так тихо! И мы решили не высовываться.
— Кто же мог подумать, что вас в мастерской уже и след простыл и вы уже давно бродите в самом доме. В двух шагах от вооруженного до зубов бандита.
— Таню чуть инфаркт не хватил, когда она увидела ваши фигуры на видеосъемке.
— Я начала требовать прекращения операции. Сказала, что не могу допустить, чтобы вы пострадали.
— Но Виктор держался молодцом. Он не ожидал вашего появления так же, как и мы, но даже виду не показал, насколько вы путаете нам все карты и насколько все усложняете.
— Это чем же мы вам так сильно все усложнили?
— Как же! Раньше-то у преступника был всего один заложник — Ната. А с вашим появлением становилось трое.
— Если бы не появление твоей бабушки, все могло закончиться очень печально. Неизвестно, что этому ненормальному пришло бы в голову с вами тремя сотворить. Он мог решить, что трое — это слишком много. И пристрелил бы кого-нибудь одного.
— Да, появление бабушки обстановку здорово разрядило. Мы заметили ее приближение издали и сначала хотели ее перехватить, но потом решили, что так лучше. Пусть шумит. Преступник должен будет отреагировать, откроет дверь, и здесь мы его возьмем. Записанных откровений к этому времени набралось уже предостаточно.