Рядом с Джоном и Йоко - читать онлайн книгу. Автор: Джонатан Котт cтр.№ 13

— Кто-то сказал мне однажды, что Strawberry Fields ты написал, сидя где-то на пляже. Это так?

— Это было в прошлом году в Испании, где я полтора месяца снимался в «Как я выиграл войну». И там снова рассказывал о том, как писать песни, — кажется, я все время прохожу через такое. Потребовалось немало времени, чтобы написать Strawberry Fields. Я писал по чуть-чуть, мне хотелось, чтобы текст был именно таким, о каком мы с тобой говорим, типа спелосьсамособой — вроде того. Часть песни я написал в большом испанском доме, а остальное на пляже. Было дико романтично петь ее тем… не знаю, кто там еще был.

— Ты не считаешь, что в этой песне есть что-то особенное? То, как ты описываешь приливы и отливы в своем сознании, словно это океан.

— Ага, это было круто. Как и Rain, потому что именно тогда я случайно открыл для себя обратную запись.

— Обратную запись? Это как?

— В конце песни слышно, как я пою слова задом наперед.

— На что это похоже?

— Это что-то вроде (Поет.) рымыныригна-римманни, как-то так. Большую часть мы записали на EMI. У нас тогда была привычка забирать с собой пленку со свежей записью, чтобы посмотреть, чего не хватает и что можно добавить. И, в общем, я пришел домой с совершенно каменной башкой, дополз до магнитофона, надел наушники, и оказалось, что я не так вставил в него кассету и песня звучит задом наперед. Я был в трансе — это еще что такое? Это было уже слишком, понимаешь? Это взорвало мой мозг, такая была фантастика. Что-то типа индийской музыки. И мне тут же захотелось, чтобы так все и осталось. Но в результате этот отрывок сохранился только в конце песни.

— Многим моим друзьям нравится анализировать твои песни.

— Ну, они могут разобрать их по косточкам. Все что угодно можно разобрать по косточкам.

— И ты не против?

— Конечно, нет. В смысле, всякое может случиться. Я пишу текст и вообще не понимаю, о чем он, пока не закончу. Особенно это касается лучших песен, самых причудливых, типа Walrus. Текст я написал, вообще не имея представления, о чем это. И Tomorrow Never Knows я писал, не понимая, что делаю, осознание пришло позже. Это реально как абстрактное искусство. Когда тебе просто надо подумать, чтобы записать что-то, это значит, что всего лишь придется немного потрудиться. Но когда из тебя это изливается — старик, это уже поток сознания. То же самое происходит, когда ты что-то записываешь или играешь, — ты выходишь за рамки чего-то и понимаешь: «Я был там». Это и есть самое классное — то, за чем мы все постоянно гоняемся. В общем, когда я сам офигеваю от каких-то своих текстов, я знаю, что где-то там их услышат и другие люди. А то, что они будут разбирать их по косточкам, — ну и слава богу, тексты же многозначны. Так что мне все равно, что там люди делают с моими песнями.

— Каждый раз, когда я слушаю Strawberry Fields, я делаю это с закрытыми глазами и мечтаю. Но что такое Strawberry Fields?

— Это название, — ответил Джон. — Хорошее название. Когда я писал In My Life, мне хотелось рассказать о Ливерпуле. И я начал составлять список симпатичных ливерпульских названий, просто случайную подборку.

— Просто места, которые ты помнил?

— Ага. Strawberry Fields — было такое местечко рядом с нами. Там еще был дом Армии спасения. Но я всегда представлял именно Земляничные поля. А еще была Пенни-лейн и Чугунный берег [так на юге Ливерпуля называют берега реки Мерси] ^[59] — последнее я только что вставил в свою новую песню Glass Onion. Это просто хорошие, клевые названия.

— Мне всегда казалось, что песни вроде Good Morning Good Morning и Penny Lane передают волшебное детское представление об окружающем мире. Что думаешь по этому поводу?

— Это так, потому что мы писали о своем прошлом. Я никогда особо не гордился Good Morning Good Morning, просто быстро состряпал ее, лишь бы была песня. Но в ней есть эта детская тема, потому что, когда я писал ее, я как бы был в школе. То же самое и с Penny Lane. Мы правда погрузились в эти замечательные воспоминания — воображали себя на Пенни-лейн. Там были и берег, и трамвайный парк, и люди на остановке, и кондуктор, и пожарные машины. Все равно что заново оказаться в детстве.

— То есть у тебя было как бы родовое гнездо, — сказал я с легким оттенком зависти.

— О да. А у тебя, что ли, нет?

— Ну, Манхэттен — это не Ливерпуль.

— Тогда ты можешь написать о своей автобусной остановке, — предложил Джон.

— Об автобусной остановке? На Манхэттене?

— Конечно. Почему нет? Везде есть что-то. И Земляничные поля будут всюду, куда ты захочешь пойти.

— Думаю, я бы предпочел жить рядом с Пенни-лейн, где «симпатичная мисс продает маки с лотка».

— Симпатичная сестричка, — поправил меня Джон.

— Упс, точно. Симпатичная сестричка продает маки с лотка, «и, хотя ей кажется, что она делает это играя, она везде поспевает». ^[60] Мне всегда нравились эти строчки. Мне кажется, будто мальчишка поет о том, что случилось одним ясным солнечным днем. А еще там есть эта мысль — представлять, что реально, а что нет, как будто бы все на свете лишь игра.

— Да. Основную работу проделал Пол, но я, помнится, над этими строчками тоже попотел. И там есть еще «она делает это играючи, она везде — хэй, хэй». Потому что это игра, чувак, это игра — все хорошо, все в порядке. Все это есть в песне. Но для нас это всего лишь Пенни-лейн, потому что мы там жили.

— Когда я вчера вечером был на записи, я немного замечтался и могу поклясться, что в какой-то момент услышал, как ты поешь о Земляничных полях, моржах и дураках на холме, они все словно перемешались.

— Ага, мы какое-то время работали над Glass Onion, и я спел: «Я расскажу тебе о Земляничных полях, том месте, где ничто не реально», а затем: «Я расскажу тебе о морже, чувак, знаешь, мы настолько близки, насколько это возможно, чувак», а затем: «Я расскажу тебе о дураке с холма, чувак, он до сих пор там живет». Так что ты все правильно расслышал.

— Тебе не кажется, что все вы сознательно создаете мифологию Beatles? Вы, по-моему, делали это в Sgt. Pepper, Yellow Submarine и Magical Mystery Tour.

— Да, мы стали немного претенциозными. У нас, как и у всех, были заскоки, и сейчас мы пытаемся стать более естественными, чуть меньше, знаешь, «газетным такси». ^[61] В смысле, мы меняемся. Не знаю, что мы вообще делаем, но я просто пишу. Мне, правда, просто нравится рок-н-ролл. То есть все эти записи, которые я ставил тебе в начале, — Джон махнул рукой в сторону сорокапяток, валявшихся на полу, — я обожал их тогда, люблю и сейчас и все еще пытаюсь воспроизвести Some Other Guy или Be-Bop-A-Lula. Чем бы они ни были. Это просто звуки.