Подлинная история Дома Романовых. Путь к святости - читать онлайн книгу. Автор: Николай Коняев cтр.№ 220

А Мария Федоровна сдержала слово и отомстила убийцам.

Первой жертвой ее стал граф Пален. Любопытно, что адский гений этого человека, который не знал никаких препятствий и страхов, Марии Федоровне удалось сокрушить в союзе с раскольниками, которые чрезвычайно почитали императора Павла за то, что он прекратил старообрядческие гонения, в которых упражнялись все прежние Романовы.

Дело было так… Чтобы выразить сочувствие вдовствующей императрице, многие раскольники присылали ей богато украшенные образа, снабженные надписями из Священного Писания…

Проект катафалка и балдахина для похорон императора Павла I

Иконы эти императрица передала в церковь воспитательного дома…

«Однажды утром, – пишет в своих записках Н.А. Саблуков, – во время обычного доклада государю, Пален был чрезвычайно взволнован и с нескрываемым раздражением стал жаловаться его величеству, что императрица-мать возбуждает народ против него и других участников заговора, выставляя напоказ в воспитательном доме иконы с надписями вызывающего характера. Государь, желая узнать, в чем дело, велел послать за моим отцом. Злополучные иконы были привезены во дворец, и вызывающая надпись оказалась текстом из Священного Писания, взятым, насколько помню, из Книги Царств.

Императрица-мать была крайне возмущена этим поступком Палена, позволившего себе обвинять мать в глазах сына, и заявила свое неудовольствие Александру. Император, с своей стороны, высказал это графу Палену в таком твердом и решительном тоне, что последний не знал, что отвечать от удивления.

На следующем параде Пален имел чрезвычайно недовольный вид и говорил в крайне резком, несдержанном тоне. Впоследствии даже рассказывали, что он делал довольно неосторожные намеки на свою власть и на возможность “возводить и низводить монархов с престола”. Трудно допустить, чтобы такой человек, как Пален, мог выказать такую бестактную неосторожность; тем не менее в этот же вечер об этом уже говорили в обществе.

Как бы то ни было, достоверно только то, что, когда на другой день, в обычный час, Пален приехал на парад в так называемом “vis-a-vis”, запряженном шестеркой цугом, и собирался выходить из экипажа, к нему подошел флигель-адъютант государя и, по высочайшему повелению, предложил ему выехать из города и удалиться в свое курляндское имение».

Там фон Пален и умер. Кончина его была ужасной.

Как пишет графиня Ливен, «Пален со времен ссылки совершенно не выносил одиночества в своих комнатах, а в годовщину 11 марта регулярно напивался к 10 часам вечера мертвецки пьяным, чтобы опамятоваться не раньше следующего дня».

И так до самой смерти, двадцать пять лет подряд… Умер фон Пален в ссылке, через несколько недель после кончины императора, которого он и возвел на трон.

Вот так молитвами раскольников и гневом царицы-матери был сражен адский гений ^[171].

Беннигсена Марии Федоровне одолеть не удалось, но всю жизнь она не давала ему позабыть о совершенном преступлении.

«Генерал Беннигсен, – пишет граф Ланжерон, – был тоже предметом яростной ненависти со стороны императрицы-матери»…

И действительно.

Хотя после кончины М.И. Кутузова император Александр I и возвратил Беннигсена к командованию русской армией, разгромившей Наполеона и вошедшей в Париж, маршальского звания он по настоянию вдовствующей императрицы так и не получил.

«Хотя никто не заслужил этой почести больше его», – замечает по этому поводу граф Ланжерон.

Отмщение подлым цареубийцам – дело, безусловно, праведное, и нравственная польза этого отмщения не ограничивается масштабами только самого этого дела.

Вот и тут получилось, что одновременно с местью убийцам осуществлялась и ликвидация «екатерининской конституции», дарованной Александром I заговорщикам, а это было безусловным благом для всей страны…

«Спустя несколько дней после моего приезда в Петербург граф Валериан Зубов высказал желание увидаться со мною, – пишет князь Адам Чарторыйский. – Во время разговора он много и подробно говорить о совершившемся перевороте и о современном настроении умов, жалуясь, что государь не высказался за своих истинных друзей, которые возвели его на престол, пренебрегая всеми опасностями ради его дела…»

– Не так действовала императрица Екатерина, – говорил Валериан Александрович. – Матушка открыто поддерживала тех, кто ради ее спасения рисковали своими головами. Она не задумалась искать в них опору, и благодаря этой политике, столь же мудрой, сколь предусмотрительной, она всегда могла рассчитывать на их безграничную преданность… Вот почему царствование Екатерины было столь могущественным и славным!

В заключение Валериан Александрович Зубов сказал, что «императрица Екатерина категорически заявила ему и его брату, князю Платону, что на Александра I им следует смотреть как на единственного законного их государя, и служить ему, и никому другому, верой и правдой. Они это исполнили свято, а между тем, какая им за это награда?».

Эти рассуждения не удивили польского аристократа. Они показались ему вполне естественными в «традиционной стране дворцовых переворотов». И тут он – увы! – был прав. После Петра I дворцовые перевороты действительно стали в России как бы частью обряда коронации.

Интереснее замечание Адама Чарторыйского на слова графа Зубова, что «этот образ действий был естественным последствием тех обязательств, которые императрица на них возложила по отношению к своему внуку».

«Они, очевидно, не знали, – замечает Чарторыйский, – что Александр и даже великий князь Константин вовсе не были проникнуты по отношению к своей бабке тем чувством, которое они в них предполагали»…

Это суждение князя Адама Чарторыйского весьма существенно для понимания всего царствования Александра I…

Александр Павлович, хотя Екатерина II и готовила его к престолу и даже собиралась посадить на престол в обход отца, действительно не испытывал к бабке ни особой любви, ни особой благодарности.

Его отношение к ней представляло весьма сложную гамму чувств, разобраться в которой было нелегко не только бывшим любовникам Екатерины II, но и самому императору Александру I.

«Я буду очень заботиться, чтобы из него не сделали прехорошенькой куклы, потому что не люблю их…» – писала вскоре после рождения Александра императрица Екатерина II.