Подлинная история Дома Романовых. Путь к святости - читать онлайн книгу. Автор: Николай Коняев cтр.№ 160

Говорить о корректности уподобления внезапной смерти молодого военного из жития Феодора Санаксарского и смерти без покаяния полковника Андрея Григорьевича (Федоровича) Петрова, на наш взгляд, не представляется возможным, поскольку никаких конкретных сведений об этих персонажах нет.

Впрочем, как, где и отчего произошла смерть Андрея Григорьевича (Федоровича) Петрова, для понимания смысла жития самой блаженной Ксении не так уж и существенно.

Гораздо важнее другое.

Смерть без покаяния и церковного напутствия любимого мужа потрясла двадцатишестилетнюю вдову, словно бы помутила ее рассудок.

Как сказано в стихотворении Дмитрия Бобышева?

– Я отмолю тебя! – сказала над гробом мужа молодая вдова. – Когда нас обвенчали, мы стали одной плотью. Ты – это я, я – это ты. И отныне раб Божий Андрей будет жить так, что все его грехи простит Господь и даст ему вечную жизнь в своем царстве.

По преданию, Ксения заявила тогда близким, что «Андрей Григорьевич вовсе не умер. Ксеньюшка моя скончалась, аз же грешный весь тут».

На похороны она пришла в мундире мужа, шла за его гробом, а хоронила саму себя.

– Умерла моя Ксеньюшка, – сокрушалась она. – Один я остался.

С этого времени, решившись продолжить жизнь души любимого человека здесь, на земле, ради ее спасения на небе, уже не откликалась блаженная Ксения на свое имя. Только, называя Андреем Григорьевичем, и можно было дозваться ее.

В декабре 1847 года петербуржец, обозначивший себя подписью Ив. Б-р-л-ъевъ, подробно описал в «Ведомостях Санкт-Петербургской городской полиции» эту сторону юродства блаженной Ксении…

«В то время, как Андрей Григорьевич жила на Петербургской стороне, один из моих дедов служил начальником над пороховыми заводами, находившимися в той же части города в Зеленой улице, другой дед был еще мальчиком и ходил в школу. Обоим им была известна Андрей Григорьевич. Одним словом, все мои дедушки и бабушки жили тогда в одном околотке с Ксениею, часто ее видели и знали, как нельзя лучше. От них дошло до меня много подробностей, обрисовывающих эту несчастную.

Андрей Григорьевич (будем называть ее этим именем) очень сердилась, когда называли ее Ксенией, и часто говорила “Да не троньте покойницу: что она вам сделала, прости Господи!”.

Может быть, в самом деле, несчастная была убеждена в том, что совершенно справедливо носит имя своего покойного мужа. С 26 лет начались ее страдания и известность, первоначально приобретенная тем, что Андрей Григорьевич тотчас после смерти своего мужа надела белье, камзол, кафтан и все платье покойника и бросивши дом, плакала и расхаживала по грязным улицам тогда совершенно убогой Петербургской стороны, уверяя всех и каждого, что она Андрей Григорьевич, придворный певчий, ее муж. Долго она носила это платье, до тех пор, пока истлело и развалилось оно на ее теле. Будучи известна всему околотку, как юродивая, но честная женщина, она вначале возбудила к себе жалость, а потом особое уважение».

Созданный Ив. Б-р-л-ъевымъ портрет Ксении, повторен сейчас, правда, без ссылок на первоисточник, практически всеми современными брошюрами о петербургской святой, но нам показалось важным привести его в первоначальной редакции, потому что содержится в этом тексте ощущение непосредственной причастности к странствию святой.

Считается, что юродивые принимают на себя свой подвиг, чтобы достичь свободы от соблазнов мира. Святитель Димитpий Ростовский пояснял, что юpодство «является извне» и им «мyдpе покpывается добpодетель своя пpед человеки».

Но аскетическое самоyничижение, мнимое безумие, как отмечают исследователи, – это только одна сторона юродства, оскорбляя и умерщвляя свою плоть, юродство принимает на себя обязанность еще и «pyгаться миру», обличать пороки, грехи и всяческую неправду, не обращая внимания ни на высокое положение объекта обличения, ни на общественные приличия. Презрение к нормам общественного поведения, как считается, тоже составляет нечто вроде привилегии и непременного условия юродства.

Расцвет юродства в нашей стране пришелся на XV, XVI и на первую половину XVII веков. Жития Авpаамия Смоленского, Пpокопия Устюжского, Василия Блаженного Московского, Hиколы Псковского Салоса, Михаила Клопского показывают, как устремленность к высшей правде, тоска о правде и любви превращают юродство в явление русской национальной жизни.

Житие Ксении Петербургской, святой, на целое столетие отставшей от своих великих предшественников, замечательно еще и тем, что в нем явлено нам, как восстанавливается прерванная расколом Русской Православной Церкви и реформами Петра I духовная традиция. Овдовевшая Ксения Григорьевна менее всего думает достичь свободы от соблазнов мира или о том, как она будет «pyгаться миру», обличая пороки, грехи и всяческую неправду.

Ее задача сугубо частная, почти практическая. Ей нужно спасти для жизни вечной душу своего бесконечно любимого супруга.

Но в православной аскетике всеобщие задачи всегда имеют индивидуальное, личное основание, а сугубо частные проблемы не могут быть разрешены в стороне от общих для всего православия догматов.

Спасая от погибели душу супруга, святая Ксения не просто облачилась в мужской костюм, а еще и отрешилась от собственного имени, от собственного пола, от собственной индивидуальности, от самой себя.

– Бедный Андрей Григорьевич осиротел… – говорила она, начиная исполнение своего подвига юродства. – Один остался на свете…

– Как же ты жить теперь будешь, матушка? – соболезновали ей.

– Похоронил свою Ксеньюшку, теперь Андрею Григорьевичу ничего не нужно, – отвечала Ксения. – Дом я подарю тебе, Прасковья ^[131], только ты бедных даром пускай жить. Вещи сегодня же раздам, а деньги в церковь снесу, пусть молятся об упокоении рабы Божией Ксении…

Многие тогда думали, что молодая вдова лишилась рассудка.

«“Кто не принадлежит миру, тот принадлежит Богу”, – говорили ее современники и кормили и одевали свою бедную… – свидетельствовал в 1847 году Ив. Б-р-л-ъевъ. – Она не брала теплой одежды и прикрывала грудь остатками камзола своего мужа, носила только самое необходимое женское платье. Зимою, в жестокие морозы, она расхаживала по улицам и Рыночной площади в каком-то оборванном балахоне и изношенных башмаках, надетых на босые ноги, распухшие и покрасневшие от мороза».