Подлинная история Дома Романовых. Путь к святости - читать онлайн книгу. Автор: Николай Коняев cтр.№ 141

Конституционная попытка 1730 года обернулась бироновщиной.

Конституционные реформы 1917 года – правлением Ленина и Троцкого.

Конституционные поиски 1990 года – ельцинщиной.

И это не случайно…

Виною и этому тоже – Петр I…

Вернее, обожествление его, то не критическое отношение к его свершениям, которое было установлено в России его преемниками.

И если мы действительно желаем для своей страны добра, то должны, отбросив привычные стеоретипы исторических симпатий и антипатий, без злобы и раздражения осознать этот простой и ясный факт.

Если бы реформы Петра I совершались на благо России, невозможно было бы само появление Анны Иоанновны.

Воцарение Анны Иоанновны – это экзамен петровских реформ.

Бироновщина – ее оценка…

Снова, как и во всех петровских реформах, сработала жестокая и неумолимая логика – невозможно сделать ничего хорошего для России, если ненавидишь ее народ и ее обычаи.

Сделанное нами уподобление эпохи Анны Иоанновны экзамену петровских реформ, а бироновщины – оценке на этом экзамене, как любое сравнение должно содержать долю условности.

Но чем пристальнее вглядываешься в зловещую фигуру Эрнста Иоганна Бирона, тем очевиднее становится, что его появление в послепетровской России не случайность, а закономерность. И речь тут идет не только о тенденциях политики и установленной иерархии приоритетов, а о конкретном переплетении судеб…

Известно, что на службу к герцогине Анне Иоанновне Бирона пристроил курляндский канцлер Кейзерлинг, родственник прусского посланника барона Кейзерлинга, ставшего супругом первой любовницы Петра I Анны Монс.

Случайность?

Возможно…

Но вот еще один эпизод из биографии всесильного временщика…

За пьяную драку в Кенигсберге ^[106], в результате которой один человек был убит, тридцатитрехлетний Бирон попал в тюрьму и, возможно, там бы и сгинул, но его вытащили оттуда…

И кто же? Виллим Монс – любовник Екатерины I, брат любовницы Петра I Анны Монс!

Это тоже, конечно, только совпадение, но никуда не уйти от осознания неоспоримого факта, что Бирона приготовила для России распутная жизнь Петра I и Екатерины I.

Некоторые историки пытаются навести глянец и на эпоху Анны Иоанновны, но получается худо, потому что более всего характерно для этого царствования даже и не жестокость, а необыкновенное обилие уродства.

Уродливыми были тогда отношения между людьми, характеры, сам быт…

Уродливым было абсолютно полное подчинение императрицы Бирону. Как отмечают современники, он управлял Анной Иоанновной всецело и безраздельно, как собственной лошадью.

«К несчастью ея и целой империи воля монархини окована была беспредельною над сердцем ея властью необузданного честолюбца, – пишет Минихсын. – До такой степени Бирон господствовал над Анною Иоанновною, что все поступки свои располагала она по прихотям сего деспота, не могла надолго разлучиться с ним, и всегда не иначе, как в его сопутствии, выходила и выезжала… На лице ея можно было видеть, в каком расположении дум находился наперсник. Являлся ли герцог с пасмурным видом – мгновенно и чело Государыни покрывалось печалью; когда первый казался довольным, веселье блистало во взоре; неугодивший же любимцу тотчас примечал явное неудовольствие монархини».

Привязанность Анны Иоанновны к Бирону была так уродлива, что тяготила самого временщика. Он не стеснялся публично жаловаться, что не имеет от императрицы ни одного мгновения для отдыха. При этом, однако, Бирон тщательно наблюдал, чтобы никто без его ведома не допускался к императрице, и если случалось, что он должен был отлучиться, тогда при государыне неотступно находились его жена и дети. Все разговоры императрицы немедленно доводились до сведения Бирона.

Жутковатую карикатуру придворной жизни дополняли толпы уродцев и карликов…

В допросных пунктах, снятых с Бирона после ареста, сказано, что «он же, будто для забавы Ея Величества, а на самом деле по своей свирепой склонности, под образом шуток и балагурства, такие мерзкие и Богу противныя дела затеял, о которых до сего времени в свете мало слыхано: умалчивая о нечеловеческом поругании, произведенном не токмо над бедными от рождения, или каким случаем дальняго ума и разсуждения лишенными, но и над другими людьми, между которыми и честный народ находились, частых между оными заведенных до крови драках, и о других оным учиненных мучительствах и безотрадных: мужеска и женска полуобнажениях, иных скаредных между ними его вымыслом произведенных пакостях, уже и то чинить их заставливал и принуждал, что натуре противно и объявлять стыдно и непристойно».

И так везде…

Куда ни взгляни в этом царствии, все уродливо кривится, словно отраженное в кривом зеркале.

«Это царствование – одна из мрачных страниц нашей истории, и наиболее темное пятно на ней – сама императрица, – писал В.О. Ключевский. – Выбравшись случайно из бедной митавской трущобы на широкий простор безотчетной русской власти, она отдалась празднествам и увеселениям, поражавшим иноземных наблюдателей мотовской роскошью и безвкусием… Не доверяя русским, Анна поставила на страже своей безопасности кучу иноземцев, навезенных из Митавы и из разных немецких углов. Немцы посыпались в Россию, точно сор из дырявого мешка, облепили двор, обсели престол, забирались на все доходные места в управлении. Этот сбродный налет состоял из “клеотур” двух сильных патронов: “канальи курляндца”, умевшего только разыскивать породистых собак, как отзывались о Бироне, и другого канальи, лифляндца, подмастерья и даже конкурента Бирону в фаворе, графа Левенвольда, обер-шталмейстера, человека лживого, страстного игрока и взяточника. При разгульном дворе, то и дело увеселяемом блестящими празднествами, какие мастерил другой Левенвольд, обер-гофмаршал, перещеголявший злокачественностью и своего брата, вся эта стая кормилась досыта и веселилась до упаду на доимочные деньги, выколачиваемые из народа»…

Прискорбное зрелище являли тогда и Петербург, и вся Россия…

«Петербург расположен в 7–8 лигах вверх по Неве и построен на очень болотистой низменной местности… – писал англичанин Фрэнсис Дэшвуд. – Мне от нескольких человек достоверно известно, что при строительстве или, скорее, основании этого города и Кронштадта от голода и [скверного] воздуха, но главным образом от голода погибло 300 тысяч человек…

Теперешний обер-гофмейстер граф Бирон построил очень красивый манеж, который, я думаю, является самой прекрасной достопримечательностью Петербурга. Манеж выстроен весьма регулярным, хотя и из дерева. С внутренней стороны имеется круговая галерея, а арена для верховой езды очень большая и с точным соотношением [ширины и длины] два к трем. У графа семьдесят прекрасных лошадей, по нескольку из всех стран»…