Бандитский Петербург. 25 лет спустя - читать онлайн книгу. Автор: Андрей Константинов cтр.№ 194

А тут еще подсуетился и Шенгелия. По крайней мере существует устойчивая версия о том, что успешный исход спецоперации, проведенной московской бригадой 22 августа 2007 года в Петербурге, имел в своем основании показания, данные еще одним авторитетным питерским предпринимателем буквально за полторы недели до ареста Барсукова (Кумарина). Речь идет о вышеупомянутом Бадри Шенгелия, который еще с 2006 года обживал хмурые стены одного из московских СИЗО в рамках рейдерских дел. Мы не будем стопроцентно утверждать, что в этих показаниях была названа фамилия Барсукова. Однако знающие люди утверждают, что контекстно имя авторитетного предпринимателя все-таки фигурировало – Шенгелия будто бы упомянул, что во время развертывающейся истории с подделкой документов несколько раз встречался с Барсуковым.

Кстати сказать, не исключено, что истоки генпрокурорских публичных обвинений в предательстве петербургской милиции тоже следует искать в неформальном общении Бадри Шенгелия со следователями. Получив некий вотум доверия, он вполне мог слегка злоупотребить им и решить возникшие у него вопросы с ГУВД Петербурга, к которому он не испытывает явной симпатии. Удивляет другое – безоглядная вера Генерального прокурора в сказанное. Притом что борьбу с рейдерством в Петербурге начинал все-таки местный УБОП…

Так или иначе, тамбовские в Питере были разгромлены. С этого момента в городе сложилась ситуация, при которой и властям, и силовикам больше не на кого пенять.

Когда страсти вокруг ареста Барсукова (Кумарина) чуть поутихли, мы с моим другом – профессором Европейского университета в Санкт-Петербурге, автором книги «Силовое предпринимательство» Вадимом Волковым – провели в нашей редакции своеобразный круглый стол на двоих, на котором взялись поразмышлять на темы: «Что это было?» и «Какая участь постигнет „босса всех боссов“?» Далее прилагается стенограмма наших с ним размышлений о «природе мафии».

Вадим Волков: В начале прошлого века в Америке один из крупных мафиози – Сальваторе Маранзано, у которого в подручных ходили Лаки Лучано и Мейер Лански, провозгласил себя боссом всех боссов. Этим он, собственно, и подписал себе смертный приговор – прожил недолго.

Андрей Константинов: После таких провозглашений долго и не живут… Кумарин себя не провозглашал «боссом всех боссов» (это – оценка журналистов). Может быть, он и хотел по своим амбициям, чтобы его таковым считали, но публично об этом не заявлял. От многих людей из криминального мира мне доводилось слышать, как негативно они говорили о том, что Владимир Сергеевич хочет стать «хозяином тайги», и это напрягает.

В. В.: Сама логика конкуренции в бандитском мире ведет к монополии. Как показывает опыт Чикаго, Нью-Йорка, колумбийский опыт, если есть соперничающие группировки, договор о мирном сосуществовании нестабилен. Зачастую своих людей они контролируют плохо, те вступают в конфликты. Все равно начинается война. Как между ирландцами и сицилийцами в Чикаго или медельинским и калийским картелями в Колумбии. Логика борьбы и конкуренции все равно приведет к тому, что появится один босс и всё будет монополизировано.

A. К.: Я готов с этим согласиться, но до 2000 года. После этого у нас от бандитского Петербурга мало что осталось. И если мы сравниваем структуры у нас и похожие там, то есть существенное отличие: оно не только в том, что наша преступность образованная, оно в том, какие отрасли держали и держат там. Это – наркотрафик, проституция, оружие…

B. В.: Это всё, что нелегально, – откуда уходит государство и не регулирует эти сферы. И тогда туда приходят другие «регулировщики».

A. К.: Но наши тоже хотели оттуда уйти и быть поближе к легальному бизнесу. То есть, сделав деньги нелегально, они хотели выйти в официальный истеблишмент. Во многом, надо сказать, у них это получалось. И после 2000 года соперничающих группировок в Питере на уровне гангстерских войн не было. Можно было проводить аналогию с ревущими двадцатыми в Америке и девяностыми у нас, и то условно, потому как экономическая база была разной. Одно дело – Америка. Там всё было на тот момент понятно с собственностью, которая была определена, закреплена и священна. У нас в этом плане в начале девяностых был полный кавардак. Но по внешнему антуражу всё было похоже. Но потом о какой войне кланов можно было говорить? Можно было говорить о войне персоналий, за которыми когда-то стояли эти кланы.

B. В.: Вместе с тем почему тамбовская группировка стала такой влиятельной и доминирующей в городе? Потому что она стала использовать совершенно другие методы для утверждения своего влияния. Если раньше группировки боролись друг с другом и соревновались, кто кого быстрее перестреляет, кто у кого заберет кусок, то тамбовцы гораздо лучше интегрировались в общество, они стали сотрудничать с властями и стали инвестировать, причем они нашли ту самую болезненную точку в городской экономике – обеспечение энергоресурсами, когда внешние монополисты стали диктовать свои условия, рынок стало лихорадить, люди готовы были взбунтоваться и городские власти не знали, что с этим делать. А тут тамбовцы подкинули идею, как это всё можно разрулить. И в этот момент все остальные группировки вдруг стали «детскими». И с ними тамбовцам уже не надо было бороться. Милицейские структуры их просто «закрыли», как Сашу Акулу, как казанских. Другое дело, что на рынке энергоресурсов была конкуренция: убили вице-президента «Несте», убили главу Балтийской финансово-промышленной группы Павла Капыша… То есть тамбовские уже не соперничали с бандитами, они конкурировали на другом рынке.

A. К.: Но тогда арест Кумарина сейчас как можно объяснить? Государство опомнилось?

B. В.: Здесь много обстоятельств сошлись. Чаще бывает всё гораздо проще, чем мы предполагаем. Возвращаясь к Америке. Почему там долгое время к мафии относились терпимо? Потому что мафия открыто провозглашала: мы не трогаем обычных граждан, а если мы разбираемся, то разбираемся между собой. И власть на это смотрела так: чем больше они друг друга перестреляют, тем нам лучше. И до тех пор, пока общественность это не задевало, она не давила на власть и полицию. А потом случился День святого Валентина 1929 года. Тогда в Чикаго семерых членов группировки О’Бэниона расстреляли в гараже люди Аль Капоне, переодетые в форму полицейских. Общественность была возмущена тем, что подобное происходит средь бела дня и чуть ли не в центре города. Именно после того случая были созданы «неприкасаемые», было мобилизовано следствие в отношении Аль Капоне, в результате которого его посадили в тюрьму… за неуплату налогов. Где он и умер.

И в нашем случае, если бы это были разборки где-то далеко от глаз людских, то это одно. Но когда днем расстреливают «роллс-ройс» на Петроградской из автоматов, то это – вызов властям и общественности.

A. К.: То есть на этот период, на 2006 год, когда уже забыты разборки девяностых, и тут вдруг такой аналог Дня святого Валентина.

B. В.: Это на самом деле стрельба по авторитету губернатора.

A. К.: Рейдерские захваты, которые приписывают тамбовским, затронули интересы всей общественности. И получается так: тамбовские легализовались, но не смогли нормально себя вести в цивилизованном обществе и продолжали эпатировать.