Юрий Звенигородский - читать онлайн книгу. Автор: Константин Ковалев (Ковалев-Случевский) cтр.№ 106

Одна из книг известного историка Я.С. Лурье носит примечательное название, как будто бы прямо отвечающее на поставленный нами вопрос: «Две истории Руси XV века. Ранние и поздние, независимые и официальные летописи об образовании Московского государства». Оказывается, точность и правдивость зависят не только от официального влияния, но и… от обычного времени. Причем в весьма странном соотношении. Иногда чем раньше сделана запись летописцем, тем она точнее и правдивее. Но бывает наоборот: только спустя десятилетия проясняются реалии произошедшего.

Даже самые на первый взгляд известные события истории Руси, такие как, например, Куликовская битва, по прошествии времени обрастали легендами, дополнительными рассказами, новыми персонажами или действующими лицами, трактовками, объяснениями и интерпретациями. Так появлялись некоторые мифы, которые через века становились даже прочными утверждениями или «неоспоримыми» историческими аксиомами.

* * *

Для автора данной книги очевидно, что в период жизни князя Юрия Дмитриевича и сразу после его кончины активно происходили два параллельных процесса, которые мы назовем так: летописание и летопереписывание. И правителю Звенигорода и Москвы пришлось окунуться в это со всей серьезностью. Хотя бы потому, что князю уже тогда пришлось доказывать свою правоту в вопросе о власти с помощью древних документов.

Современные исследователи давно заметили, как заботливо великие князья Владимирские контролировали и вели записи о своем правлении, а также покровительствовали составлению очередных редакций и вариантов известного «Летописца великого русского». Особенно после кончины очередного великого князя. Историк М. Д. Приселков удачно отметил, что многие переделки текстов «совпадают по времени с тою борьбою за великое княжение и за великокняжеский титул, которая разгорелась особенно сильно и длительно тянулась в XIV в. Это дает право предполагать, что летописание теперь служит историческим доказательством при спорах князей перед ханом о великом княжении и что летописцы сопутствуют князьям в их поездках в Орду. Такое предположение находит себе подтверждение в прямом указании летописей. Под 1432 г. в Симеоновской летописи можно прочитать подробное изложение хода борьбы за великое княжение в Орде между Юрием Дмитриевичем и Василием Васильевичем, причем: “царь же повеле своим князем судити князей русскых и многа пря бысть межи их; князь великий по отечеству и по дедству искаше стола своего, князь же Юрьи летописци старыми спискы и духовною отца своего великого князя Дмитриа”. Значит, в Орду не только возили наши летописные тексты, но и выбирали разные редакции этих текстов, конечно, старыми редакциями (“старыми спискы”) опорочивая работу редакторов современных».

То, что историк заметил это, уже само по себе является важным подтверждением и наших утверждений. А именно. Были князья, которые стремились сохранить источники нетронутыми (как Юрий Дмитриевич, который был в этом заинтересован, будучи наследником «по старине»). И находились иные, которые готовы были переделать все что угодно, лишь бы вымарать из документов все для них неприемлемое. Первым оставалось хранить, а вторым приходилось трудиться в поте лица, причем — на двух фронтах: уничтожать подлинники и создавать новые «источники».

Интересно, что, по мнению того же историка, тенденция была такова: источники первоначально хранили (как доказательства), а позднее (уже после кончины князя Юрия) словно кто-то давал команду на их переделывание. «То обстоятельство, что летописные своды вывозятся, как исторические справки, во внешние распорядительные центры, — пишет исследователь, — где текст их подвергается страстным спорам и толкованиям, налагало на летописное изложение этого времени печать точности в передаче старых текстов, полагало предел редакторским искажениям. Дело резко меняется с момента отпадения этой прикладной стороны летописания. Гибель Византии и свержение татарского ига резко сказываются на летописных текстах той поры, так как Москва начинает переработку летописных материалов в духе торжествующего московского единодержавия, предназначая уже теперь это чтение для политического воспитания подданных. Переработка эта, любопытная для характеристики политических взглядов и вкусов своего времени, но гибельная для точности передачи старых летописных текстов, захватывает не только московское великокняжеское летописание, но и летописание всех других феодальных центров». Безусловно, победителей не судят. И если Москва стала главным центром всей Руси, а затем и России, то ее правители были вправе влиять на ход не только будущих, но и прошлых событий. Потому мы и видим, «при поглощении Москвою того или иного княжества… срытие крепостей, увоз в Москву исторических и культовых ценностей… пресечение местного летописания как признака самостоятельной политической жизни и уничтожение официальных экземпляров этого летописания». Что в итоге? Хотя мы и имеем некоторые «не московские» летописи, но либо в частных списках, либо включенные в московские своды. И если они не прошли «московской обработки», то можно считать это совершенно необычным случаем, а также относиться к такому источнику с особенным вниманием. Только так можно себе объяснить, что, несмотря на значительное число летописных центров древности, одна Москва теперь предстоит перед нами в своем официальном летописании, а все прочие местные летописцы сохранились до нас или в составе московских сводов, или в частных списках, причем только в исключительных случаях не прошедших московской обработки».

* * *

Завершающее десятилетие XIV века стало важной вехой в становлении московского летописания. Особенно после 1392 года, когда появились летописные своды, в каждом из которых мы можем заметить не просто изложение событий, а их интерпретацию сообразно тем или иным политическим обстоятельствам. Теперь у исторических фактов довольно отчетливо проявилась определенная «окраска».

Конечно, это связано с началом правления Василия Дмитриевича и активностью митрополита Киприана. И удивительно, как это совпало с кончиной преподобного Сергия, ушедшего в том же году.

Итак, появившийся Старший московский свод 1392 года мы можем воспроизвести на основе самого старого варианта московской летописи, того самого Троицкого списка, о котором мы уже говорили. Он был, увы, утрачен, но сохранилось столь много выписок из него благодаря трудам Н. М. Карамзина, что можно говорить о его доступности. «Зарисовывают» пробелы более поздние списки Симеоновской, Воскресенской летописей и Рогожского летописца.

Троицкая летопись завершает свое повествование в 1409 году — рассказом о нашествии Едигея. Однако, по мнению исследователя В. Л. Комаровича, «летопись в заключительной своей части изобиловала собственно московскими и современными летописцу известиями, а, кроме того, содержала ряд прямых и косвенных указаний на другой московский свод, более старший, легший в ее основу». В документе предлагалось прочитать некий «Летописец великий Русьский» (запись 1393 года). Отчего историк делает вывод: «Есть поэтому все основания подразумевать и под “Летописцем великим Русьским” прямой источник Троицкой, оканчивавшийся где-то раньше 1393 г. Сличение Троицкой летописи с близким к ней текстом Симеоновской и Рогожской обнаруживает, что этот источник, т. е. предшествующий Московский свод, заканчивался 1392 г., а вся совокупность входивших в этот свод статей показывает его зависимость от редакторской инициативы митрополита Киприана.