Батюшин быстро разобрался, что ни к какому шпионажу старец Григорий не имеет отношения. Полковник Резанов, очень плохо и предвзято относившийся к Распутину, тоже признал: «Я должен по совести сказать, что я не имею оснований считать его немецким агентом… Затем, я никогда не имел указаний, что Распутин был связан с немцами и их интересами в корыстных расчетах… Я никогда не могу допустить, чтобы Распутин мог сам лично сказать про Государыню что-либо такое, что набрасывало бы тень на Ее личность. Это делали другие, кто окружал его. В этом повинно само русское общество, порождавшее грязные сплетни».
От Рубинштейна комиссия Батюшина повернула свое следствие совсем в другую сторону — начала вскрывать истинных виновников. Одними из первых были арестованы дяди Троцкого, братья Животовские. Батюшин отмечал, что они, как и банкир Лесин, стали «осведомителями комиссии» — сдали других преступников. Контрразведчики взяли промышленников Шапиро, Раухенберга, Шполянского, киевских банкиров и сахарозаводчиков Бабушкина, Гепнера, Доброго, Цехановского — выяснилось, что в Персию (а через нее в Турцию и Германию) уходила третья часть сахара, производимого в России! Комиссия копнула фирму Нобеля, Внешторгбанк, Международный банк. При обысках в этих учреждениях нашли предвоенные циркуляры германского генштаба № 2348 и 2348-бис, свежие инструкции Макса Варбурга, хранившиеся наряду с деловыми бумагами. Дальше занялись Соединенным и Коммерческим банками, табачным синдикатом Гордона, фабрикантами Утеманом и Лурье.
Это были еще далеко не самые важные фигуры. От киевских сахарозаводчиков тянулись нити к Бродскому, Терещенко. Полковник Резанов дал впоследствии показания следователю Соколову: «Между прочим, нами было установлено, что из числа больших страховых обществ общество “Россия”, захватившее в свои руки преимущественно страхование флота, сообщало неприятелю военные секреты… Мною было доложено генерал-квартирмейстеру штаба генералу Бредову, что в числе виновных в этом деле могут оказаться многие весьма лица, занимающие высокое положение, и, в частности, Александр Иванович Гучков. Добытые материалы были направлены в надлежащем порядке, и предварительное следствие по делу производилось судебным следователем по особо важным делам Гудваловичем. Положительно знаю от самого Гудваловича, что виновность Гучкова была установлена и признана им. Гучков подлежал привлечению к следствию в качестве обвиняемого в государственной измене».
Здесь надо подчеркнуть, что контрразведчики оказались отчасти ослепленными. Они же получили первые данные от союзников, действовали в дружеских контактах с британскими и французскими спецслужбами. Вскрывая факты измены, автоматически подразумевали: предатели работают в пользу Германии. Им даже в голову не могло прийти, что они связаны как раз с союзниками! Но против комиссии Батюшина подняла шквал возмущения вся общественность — Дума, Земгор, ВПК, пресса. Обыски и аресты объявляли вопиющими беззакониями. Иностранцы квалифицировали их как «еврейский погром». А потом комиссию подставили. Как нельзя кстати оказался Манасевич-Мануйлов. Он за мзду предупреждал подозреваемых, вымогал взятки. Когда его направили в Соединенный банк, там ему предложили отступного 26 тыс. руб. Дали их мечеными купюрами, заранее был приглашен прокурор, и Манасевича-Мануйлова задержали. А газеты растрезвонили, что комиссия Батюшина занимается просто вымогательством.
Генерал Алексеев защищал ее от ударов. Но сорганизовалось мощное противодействие — подключили высокопоставленных сотрудников прокуратуры, министерства юстиции. Они придирались к нарушениям процессуальных формальностей, работа комиссии затормозилась. Вмешался министр внутренних дел Протопопов. Он сам позже показал: «Я много раз говорил царю, что считаю деятельность ген. Батюшина вредною. Он часто производил недостаточно обоснованные обыски и аресты среди лиц торгово-промышленного мира и делал выемки и обыски в банках. Его деятельность уменьшала русское производство, пугала капитал и откидывала в оппозицию торгово-промышленный мир и банки». Дело сахарозаводчиков передали на доследование киевскому судебному следователю, и тот выпустил спекулянтов на свободу. 6 декабря из-под стражи под поручительство освободили и Рубинштейна. Конечно же, молва обвинила в этом Распутина и императрицу. Хотя кто ходатайствовал за Рубинштейна, известно — Протопопов.
На государыню и Григория Ефимовича общественность возложила вину и за спасение от суда Манасевича-Мануйлова. Но здесь сказал свое слово не Распутин, а… сам генерал Батюшин. Известно письмо государыни к Николаю II о деле Манасевича-Мануйлова: «Батюшин, в руках которого находилось все это дело, теперь сам явился к Вырубовой и просил о прекращении этого дела, так как он наконец убедился, что это грязная история, поднятая с целью повредить нашему Другу». Да, Батюшин понял, какова была истинная цель операции. Осознал и то, что процесс над Манасевичем-Мануйловым должен был стать очередной шумной провокацией вокруг Распутина и семьи императора. Генерал поступил как верный слуга царя.
Но и попытка создать дело о «шпионаже» Григория Ефимовича рассыпалась. Тем не менее кампания черного пиара вокруг него продолжала набирать обороты. За рубежом распространялись статьи, карикатуры о Распутине. Профессор Перс, работавший на британскую разведку, вернувшись из нашей страны в Лондон, выпустил книгу, что на самом деле Распутин через императрицу и царя управляет всей Россией [98]. Значительный вклад в эту информационную войну внес Илиодор Труфанов, написавший книгу «Святой черт» — трудился над ней вместе с масоном Амфитеатровым, другом Горького.
Александр Романов, следователь Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства, старавшейся доказать «измену» царя, императрицы и Распутина, свидетельствует: «Книга «Святой черт»… была проверена документально и оказалась наполненной вымыслом. Множество телеграмм, которые приводит в ней Илиодор, никогда в действительности посылаемы не были. Проверка производилась по номерам телеграмм… кроме того, комиссия имела в своем распоряжении не только телеграфные ленты, но даже подлинники всех телеграмм…». Другой следователь той же комиссии, Владимир Руднев, писал: «Этим вопросом заинтересовался Департамент полиции и на свой риск и страх вступил в переговоры с женой Илиодора о приобретении этой книги, за которую, как я помню, он просил 60 000 рублей… дело было предоставлено на рассмотрение Императрицы, которая с негодованием отвергла гнусное предложение Илиодора, заявив, что белое не сделаешь черным, а чистого человека не очернишь».
Но голословная грязь пользовалась спросом. Если в России книгу Илиодора издали только после революции, то во Франции она была переведена и вышла в свет еще в 1916 г. Илиодор приобрел за рубежом известность в качестве «специалиста по Распутину». Его посещали гости из разных стран, с ним пожелали увидеться даже депутаты германского рейхстага. А он был готов подстраиваться к кому угодно. Перед немцами выразил «уверенность и радость в конечной победе Германии над Россией, что освободит русский народ от притеснителей». Но оказалось, что выгоднее служить не немцам, а другим нанимателям. Очередным гостем стал американец Бернштейн из журнала «Метрополитен». Расстриге предложили превосходные условия.
В июне 1916 г. Илиодор прибыл в Нью-Йорк, и «Метрополитен» заказал у него цикл статей о Распутине. Владельцем журнала был Уитни, один из директоров банка Моргана. А редактор Вигхэм, который вел переговоры с Илиодором, состоял в дружбе с резидентом английской разведки Вайсманом. «Метрополитен» начал публикацию этих статей в сентябре, но через несколько номеров она вдруг оборвалась. Как выяснилось, возле Илиодора появился человек, предложивший стать его новым литературным агентом и передать его труды в другое издание. Это был Фрэнк Кобб, эксперт британского министерства иностранных дел в Нью-Йорке. Позже Вайсман характеризовал его как «надежного сотрудника британской разведки» [98]. Кобб свел расстригу с Вайсманом и его заместителем Твейтисом, и, если до сих пор «разоблачения» Илиодора были обычной порнографией, теперь ему указали: необходимо сделать упор на роли Распутина в подготовке сепаратного мира с Германией. Кобб доверительно сказал ему, что такие статьи станут особенно актуальными в связи со скорыми «изменениями в России». Из этих слов сам Илиодор потом предполагал, что убийство Распутина организовали англичане.