Неупокоенные - читать онлайн книгу. Автор: Джон Коннолли cтр.№ 56

— Ничего, по крайней мере, я ничего на этот счет не знаю. Дочь его считает, что он не мог ужиться со своей виной за неспособность все это предотвратить. Он полагал, что должен был узреть происходящее изначально. Дети вроде Келлога проходили через насилие уже до того, как поступали к нему. У Клэя не всегда получалось до них достучаться, но его дочь вспоминает, что в их лечении налицо был прогресс, во всяком случае, в понимании ее отца. Того же мнения и адвокат Келлога. Методика Клэя была достаточно действенной. Я также говорил с одним из его коллег, доктором Кристианом, он руководит клиникой для подвергшихся насилию детей. Клэя он критикует в основном за то, что тот изначально был нацелен непременно выявить насилие. У него на это был разработан план мероприятий, который в итоге и вышел ему боком, после чего ему перестали поручать экспертные оценки для штата.

Рейчел, остановившись, опустилась на колени. Оказывается, она приметила цветок пашенного клевера с его мохнатенькими розовато-серыми соцветиями.

— Им ведь в сентябре-октябре уже отцветать положено, — заметила она. — А этот, гляди-ка, цветет и хоть бы хны. Мир меняется. — Она сорвала цветок и протянула его мне. — К удаче.

Я подержал его на ладони, вслед за чем бережно спрятал в кармашек бумажника.

— Вопрос тем не менее остается, — продолжила Рейчел. — Если насилие над разными детьми осуществляли одни и те же люди, то как они их намечали, выбирали? Судя по тому, что ты мне сказал, они брали самых уязвимых. Откуда им все было известно?

— Кто-то их извещал, — рассудил я, — отдавал им детей на потребу.

— Если не Клэй, то тогда кто?

— Детей к Клэю направляли по решению комитета. В нем были сотрудники психиатрии, социальные работники. Если бы этим занимался, скажем, я, то мне тоже надо было в Этом комитете состоять. Хотя копы, само собой, взглянули на этот вопрос под таким же углом. Просто обязаны были. То же самое и люди Кристиана. Но ни к чему не пришли.

— И вот Клэй исчез. Почему? Из-за того, что произошло с детьми, или из-за того, что принимал в этом участие? Из-за того, что чувствовал себя ответственным, или из-за того, что был ответственным?

— Две большие разницы.

— Прямо какая-то нелепость, взять так и исчезнуть. Понятно, всегда бывают исключения, но чтобы подобное мог выкинуть доктор… Он же сам психиатр, специалист со стажем, не какая-нибудь там мелкая сошка. Такого не только не сломаешь, но и вряд ли согнешь, тем более в считаные дни.

— Тогда получается, он или сбежал, чтобы уйти от последствий…

— Что тоже звучит не вполне уместно. Если он был задействован, ему наверняка хватило бы ума прикрыть свои следы.

— Или же его кто-то «исчез» — один или несколько из числа тех, кто совершал насилие.

— Скрывая свои следы.

— Но зачем ему было вообще так поступать?

— Шантаж. Или же он сам к нему склонялся.

— Ты все же считаешь, он участвовал в насилии? Ведь рискованно.

— И даже очень, — согласилась она. — Что, впрочем, не исключает вероятность того, что он педофил. Как и вероятность шантажа.

— Мы по-прежнему предполагаем, что он виновен.

— Взвешиваем варианты, только и всего.

Занятие само по себе интересное, но какое-то безрезультатное. Пока так и не ясно, что же здесь не так. Мы тронулись обратно к дому; в плавно вечереющем небе уже всходила ранняя луна. Мне предстояла долгая дорога домой, и я вдруг ощутил безысходное одиночество. Мне не хотелось уезжать от этой женщины и нашего общего ребенка, не хотелось все так оставлять. Просто невмоготу.

— Рейч, — тихо окликнул я, замедляя шаг.

Она, обернувшись на ходу, тоже приостановилась.

— Что с нами сделалось?

— Мы об этом уже разговаривали.

— Разве?

— Ты же сам знаешь, — сказала она. — Я думала, что смогу справиться — и с тобой, и с тем, чем ты занимаешься. Но я, видно, ошибалась. Что-то во мне на это отзывалось — какая-то часть меня, рассерженная и уязвленная, — но в тебе это так велико, что я пугаюсь. И…

Я выжидательно молчал.

— Когда я вернулась в дом — тогда, в мае, когда мы… не хочу даже говорить «когда мы опять воссоединились», уж очень недолго это длилось — так вот, когда мы еще на раз попритирались, я вдруг поняла, как мне там все против души. До меня даже не доходило насколько, пока я не ушла и не вернулась еще раз… Знаешь, в том месте что-то не то. Даже и объяснить не могу. Наверное, я и не пыталась это высказывать, во всяком случае вслух, но есть там вещи, о которых ты мне не рассказывал, утаивал. Я иногда слышала, как ты выкрикиваешь во сне имена. Видела, как слоняешься лунатиком по дому, все разговариваешь с кем-то, кого я не вижу, но я знаю, кто это. Я смотрела на тебя, когда ты думал, что стоишь один и отвечаешь кому-то или чему-то в полусумраке. — Рейчел безрадостно усмехнулась. — Черт, да я даже видела, как наша собака это делает. Ты и ее довел. В привидения я не верю. Может, потому их и не вижу. Думаю, они берутся изнутри, а не снаружи. Это люди их создают. Вся эта блажь насчет духов с недовершенными земными делами, насчет людей, что были лишены жизни до срока и с той поры неприкаянно бродят, не уходят из тех или иных мест — я всему этому ни на грош не верю. Незавершенные дела есть только у живых; именно они никак не могут порвать с прошлым. Твоему дому — а это именно твой дом — в самом деле нет покоя. Его призраки — это твои призраки. Ты привносишь их в мир, и лишь тебе под силу от них избавиться. А до этой поры никто в этой жизни не составит тебе пару, потому что демоны в твоей голове и духи в твоем сердце их изгонят. Ты понимаешь? Я знаю, через что ты проходишь, что пропускаешь через себя все эти годы. Я ждала, что ты мне расскажешь, но ты этого не мог. Иногда мне думается, это оттого, что ты боялся: вдруг ты расскажешь мне, а они тогда тебя бросят и уйдут, а ты этого не хочешь. Они подпитывают эту твою ярость внутри тебя. Вот почему ты смотришь на этого самого Меррика с жалостью; более того, ты ему сопереживаешь.

Лицо ее, а вместе с тем и тон голоса преобразились, щеки рдели от гнева.

— Так что смотри на него неотрывно, следи, потому что ты станешь таким же, как он, если все это не прекратится: пустым сосудом, движимым лишь ненавистью, местью и отчаянной, безутешной любовью. И мы в конце концов порознь не потому, что я боюсь за Сэм или за себя, или что из-за твоей работы может что-нибудь случиться с тобой или с нами. Ты пугаешь меня — тем, что какую-то твою часть неудержимо влечет к себе зло, боль и страдание, и страдание это, ты наверняка чувствуешь, так и пребудет в тебе неутоленным. Оно не прекратится никогда. Ты говоришь о Меррике как о человеке, неспособном прощать. Так вот прощать неспособен и ты. Ты не можешь простить себе, что не оказался на месте и не защитил своих жену и ребенка, а им не прощаешь того, что их смерть тенью легла на тебя. Я-то думала, что ты изменишься, что наше близкое присутствие в твоей жизни позволит тебе хоть отчасти излечиться, умиротвориться за счет нас. Но миру, как видно, не бывать. Ты хочешь его, но не можешь заставить себя сойтись с ним в объятиях. Ты просто…