— Намекаете, что они никому, кроме Анны и Маши, ключ бы не дали?
— Да чего уж намекать? — хмыкнула она. — Прямо говорю.
— Но кто-то мог взять и самовольно. Охранники ведь не только в своей конторке сидят, они по какой-то причине и отойти могут. Вот кто-то дождался момента, когда охранника на месте нет, и взял! Не сейф же у вас там, а шкафчик, как я видела, простой, его при желании и гвоздем открыть можно.
— На это я тебе ничего сказать не могу, но вот за то, что никто из охранников по своей воле Анечке не навредит, головой поручусь.
— Ладно! Давайте вернемся к делу, — предложила я. — Уехала Анна, а что потом было?
— А ничего! — нервно рассмеялась Александра Федоровна. — Димка начал репетицию сначала, но уже с Дашкой в роли Нины и Веркой в роли баронессы Штраль. А я смотрела на все это паскудство и жалела, что нет у нас в реквизите настоящего автомата. Расстреляла бы я их без малейшего колебания и последующего раскаяния. И рука бы не дрогнула! — медленно произнесла она и, вздохнув, продолжила: — В общем, закончилась репетиция, все по своим гримеркам разошлись, я к себе вернулась, и тут меня Борька вызывает. Прихожу, а Воронцов уже там. И Борька меня спрашивает, а не притворялась ли Анна? Она ведь не хотела Нину играть, вот и могла изобразить, что голос потеряла, чтобы ее с роли сняли. Я ничего отвечать не стала, только пальцем у виска покрутила. И тут Воронцов: «Я же вам говорил. Ей уже о душе думать надо, а не молодух играть! Значит, пока тираж не напечатали, вносим в программку изменение: в роли Нины Арбениной — Анна Ерлакова. Им там только одну букву и надо будет исправить».
— Какая Анна Ерлакова? — изумилась я.
— Вот и я поинтересовалась, откуда вдруг эта самая Ерлакова взялась, — язвительно произнесла Александра Федоровна. — А Воронцов мне ответил, что это теперь будет сценический псевдоним Дарьи Лукьяновой. Вконец обнаглели! — с ненавистью прошептала она.
— Главреж здесь? — буквально прорычала я.
— Куда же он денется — спектакль ведь сегодня, — усмехнулась Ковалева. — Посмотрела я тогда Борьке в глаза, а он взгляд отводит.
— Я с ним сейчас сама поговорю, — недобрым тоном пообещала я. — Как его зовут полностью? Не обращаться же мне к нему «Борька»!
— Борис Ефимович Зеленогорский, — скривившись, ответила она.
— Уже лучше. А вы, Александра Федоровна, найдите-ка мне пока адреса Воронцова, Лукьяновой и ее номер телефона тоже, да и уборщицы Марии.
— Кто-то из нас двоих должен в гримерке остаться, — напомнила мне Ковалева.
— Ладно! Одна справлюсь! Тогда я все, что мне надо, из Борьки вытрясу! Где мне его искать?
— В кабинете, где же еще? А все данные у его секретарши есть — она же у нас еще и отдел кадров по совместительству.
Где находится кабинет главрежа, я уже знала — проходила мимо него не раз, да и физиономию этого хорька на фотографии видела, когда в фойе гуляла, так что ошибиться не могла.
В приемной я грубо проигнорировала писк сидевшей за компьютером и раскладывавшей пасьянс размалеванной девицы, что шефа нет на месте, и прошла прямиком в кабинет. К сожалению, девица оказалась права — тот был пуст.
— И где мне его искать? — спросила я у нее.
— Ждать! — язвительно ответила она, как плюнула, явно отыгрываясь за попранную добродетель.
Интересно, а я-то тут при чем? У меня ориентация традиционная. К тому же ее добродетель попрали так давно, что и сама девица при всем желании не вспомнит, когда это было и кто это сделал, ну а последующие поколения только довершили начатое предшественниками, потому что при ближайшем рассмотрении девица оказалась женщиной даже не второй молодости.
— Не на гребешке сидишь, так что не выделывайся! В твоем возрасте это уже не красит! — поморщилась я. — Лучше ответь по существу, и разойдемся красиво, без телесных повреждений на твоей стороне.
— Я сейчас полицию вызову! — взвилась она.
— А толку? — спокойно спросила я. — Ты же к ее приезду связно «агу» сказать не сможешь. Лучше шепни мне, где главреж, тогда и здоровьем рисковать не придется.
— У худрука он. Дверь напротив, — зло прошипела она.
— Вот видишь, как все просто, — улыбнулась я.
Выйдя в коридор, я нос к носу столкнулась с Зеленогорским и, радостно распахнув объятия, предложила:
— Давайте познакомимся, Борис Ефимович! Я сестра Анны Ермаковой.
Должно быть, у меня был такой дружелюбный вид, что он, спав с лица, судорожно сглотнул и стал потихоньку пятиться назад. Глядя на этого слизняка, я презрительно усмехнулась и, протянув руку вперед, стала подманивать его:
— Куть-куть-куть!
Что уж он прочел на моем лице, я не знаю, зеркала поблизости не было, но, забыв о гипертонии, ишемии, артрозе и чем там еще страдают престарелые творческие работники, он, быстро повернувшись, стартанул с места так, что любой спринтер обзавидуется. О таких мелочах, как авторитет среди подчиненных и чувство собственного достоинства, он даже не подумал — жизнь дороже. Смерть во плоти он, что ли, увидел? Не учел главреж только того, что он в прыжке метр с кепкой, а у меня длина ног соответствует росту, так что догнать его было делом пары минут. Держа его за шиворот, как нагадившего в хозяйские тапки котенка, я вела его в его же кабинет, ласково увещевая по дороге:
— Борис Ефимович! От судьбы не уйдешь и не убежишь! Связавшись с Воронцовым, вы обе-ими ногами влипли в большую кучу дерьма, но вам этого показалось мало, и вы начали пакостить моей сестре, а я за нее кого угодно в блин раскатаю. Так что очень скоро вы убедитесь, что дерьмо, в которое вы добровольно закопались по самую маковку, было еще только повидлом и самое страшное у вас впереди.
В приемной при виде нас секретарша вскочила с места как ужаленная, а главреж крикнул ей:
— Полицию вызывай!
Она схватилась за трубку, но тут я остановила ее:
— Минутку внимания. Вы можете вызвать полицию, и уверяю вас, что я буду с ней очень откровенна. А поскольку наша доблестная полиция течет, как дырявое ведро, и информация оттуда расходится веером во все возможные издания и Интернет, то вся та вонючая жижа, которая до этой минуты мирно колыхалась в вашем корыте от стенки к стенке, выплеснется наружу и затопит вас с головушкой. И тогда одному главному режиссеру придется искать работу на очень далекой периферии, потому что ни в один столичный театр рекомое лицо не возьмут даже на должность самого младшего помощника. Я ясно выразилась? Так что советую вам, Борис Ефимович, душевно со мной побеседовать. Обещаю, что бить не буду. Итак, что вы решили?
— Давайте поговорим, — с трудом выдавил он из себя.
Держа его по-прежнему за шиворот, я завела его в кабинет и, закрывая за собой дверь, мило улыбнулась секретарше:
— Чая не надо! Кофе тоже!
Зеленогорский сел за свой стол (наверное, так он чувствовал себя более уверенно) и постарался придать себе достойный вид — напрасный труд, вытащенный из воды кот выглядит более симпатично, он хоть жалость вызывает, а я к этому слизняку не чувствовала ничего, кроме презрения. Я села сбоку, так, чтобы контролировать окно и дверь, — люди, которые пренебрегают элементарными правилами безопасности, долго в нашей профессии не задерживаются.