Театр начинается с выстрела - читать онлайн книгу. Автор: Марина Серова cтр.№ 13

От нечего делать я, бродя между стойками, стала рассматривать театральные костюмы, особенно средневековые, и увлеклась этим настолько, что Ковалевой пришлось напомнить мне о скором начале спектакля, и я спустилась вниз. Понимая, что Анна будет выходить на сцену и уходить с нее то в одну, то в другую кулису, я обследовала пространство за сценой, чтобы вовремя сориентироваться и встретить Ермакову. Конечно, вероятность того, что с ней во время спектакля может что-то случиться, была очень невелика, но береженого, как известно… И так далее. Определившись на местности, я вернулась к ее гримерке и осторожно заглянула, но, увидев отрешенный взгляд Анны, предпочла потихоньку подождать ее в коридоре.

И вот начался спектакль. Честно говоря, я от него ничего особенного не ожидала, потому что заездили «Трамвай «Желание»» до скрипа и дребезжания — классика же! Эту пьесу во всех театрах мира ставят, так что в Тарасове я ее видела, а кроме того, и читала, и фильм с Вивьен Ли и Марлоном Брандо смотрела, а потом и ремейк. Поэтому, когда начался первый акт, я приготовилась скучать, тем более что смотреть мне предстояло стоя за кулисами. Как же я ошиблась! Едва на сцене появилась Бланш, произошло чудо! Это была настоящая магия! И у этой магии было имя — Анна Ермакова! И все остальные артисты на ее фоне казались говорящими манекенами. И что, что я смотрела из-за кулис? Да одного ее голоса было достаточно, чтобы прочувствовать трагедию героини. Анна не играла — она и была Бланш Дюбуа! Прекрасная, хрупкая, утонченная и очень уставшая от житейских невзгод бабочка залетела в дом Ковальских, чтобы переждать непогоду. Ей так хотелось любви, тепла и покоя, но она его там не обрела. На какой-то миг она поверила в то, что еще может стать счастливой, попыталась взлететь, а ее грубо сдернули вниз, и она, сломленная и потерянная, униженная и изнасилованная, рухнула в спасительный мрак безумия. Ее жалкая улыбка, дрожащие губы, потухший взгляд, поникшие плечи, старушечья походка и последние слова: «Неважно, кто вы такой. Я всю жизнь зависела от доброты первого встречного», — все это пробирало до мурашек по коже, до комка в горле. И не было в зале человека, который не мечтал бы сию же минуту убить Стенли Ковальского. А уж как у меня самой руки чесались!

За кулисами Анна постояла немного, глядя в пол, а потом подняла на меня глаза и, встретив мой восхищенный взгляд, слегка улыбнулась.

— Это было гениально! — совершенно искренне сказала я.

— Да-да! Мне об этом уже кто-то говорил, — пошутила она.

Тем временем занавес опустился, и несколько секунд в зале стояла абсолютная тишина, а потом он взорвался аплодисментами. И начались выходы на поклон. И букеты! Букеты! Букеты!

Но вот все закончилось. Довольная, счастливая Анна, расслабившись, сидела на диване в своей гримерке и пила кофе, Ковалева рядом с ней пила чай, а я просто смотрела на эту великую актрису, сама не веря свалившемуся на меня счастью — пусть на несколько дней стать защитой для этой невероятной женщины.

И вдруг мне позвонил охранник из машины:

— Евгения, у нас нештатная ситуация.

— Что случилось? — тихо спросила я, выходя в коридор, чтобы не пугать Анну.

— У служебного входа стоит Тихонов с большим букетом цветов. И с ним те два мужика, что вчера были. Один рядом с ним стоит, второй — за рулем в машине. А теперь самое главное: неподалеку от их автомобиля стоит другой, а там — кинооператор и, скорее всего, журнашлюшка какая-то. Наши действия?

— Как погода на улице и сколько народу рядом со служебным входом? — поинтересовалась я.

— Дождик мелкий, противный, но, несмотря на это, народу собралось прилично.

— Поняла. Вы, главное, ничему не удивляйтесь и со спины меня подстрахуйте, а то мало ли что в толпе произойти может. У меня руки связаны — я же никого покалечить не могу, а толпа неуправляема.

Я представления не имела, какую пакость задумал Тихонов, поэтому и четкого плана действий у меня не было, но что бы он ни приготовил для Ермаковой, надо бы сработать на опережение. Я вернулась в гримерку, отозвала в сторону Ковалеву и тихонько сказала ей:

— Мне срочно нужны женские брюки на размер больше моего, мешковатая ветровка, парик поприметнее и очки с простыми стеклами. Это реально достать?

— Тихонов? — одними губами спросила она, и я кивнула.

Шепча себе под нос явно непечатные выражения, она ушла, а я с самым безмятежным видом села в кресло и стала смотреть, как Ермакова снимает грим.

— Что случилось? — повернувшись ко мне, спросила она. — Опять Тихонов?

— Опять, — не стала скрывать от нее я. — Но в этот раз с журналюгами.

Вся ее радость от удачно сыгранной роли мгновенно улетучилась. Она вздохнула, подумала и предложила:

— Может, мы тогда здесь переночуем? Диван раскладывается. А еще можно вызвать такси и выйти через центральный вход.

— Что? — взвилась я. — Я не позволю ему отравлять вам жизнь! Он шумихи захотел, журналистов пригласил? Так я ему такую славу обеспечу, что он от них теперь долго в погребе прятаться будет!

— Мы принимаем бой! — голосом маленького волчонка произнесла Ермакова.

— Анна! Вы меня плохо знаете. Я уже давно не волчонок, — очень серьезно ответила я. — Я, к счастью или к несчастью, матерый волчара — жизнь так распорядилась.

Она не успела мне ничего на это сказать, потому что пришла запыхавшаяся Ковалева.

— Все, что по-быстрому смогла подобрать на такую дылду, как ты. Угораздило же тебя вымахать! — ворчала она, вываливая на диван груду вещей.

Покопавшись, я выбрала брюки (правда, мужские, но вряд ли у кого-нибудь будет возможность их пристально рассмотреть) и ветровку, в карманы которой положила баллончики с перцем и слезоточивым газом. Перебрав парики, я остановилась на рыжем с буйными кудрями и нацепила на нос большие очки. Посмотрев на себя в зеркало, я невольно отшатнулась — не дай бог такое чудовище во сне увидеть, седой ведь проснешься! Но узнать меня было невозможно, а это главное. Поняв, чего я добивалась, Анна взяла на кисточку какой-то грим и нанесла мне на лицо несколько штрихов. Посмотрев на себя снова, я обалдела — теперь я выглядела не меньше чем на сорок лет и на порядок страшнее.

— С такой внешностью только лиходеев по темным улицам искать — очень резко преступность в Москве сократится, а количество больных в психушках многократно возрастет, — пробормотала я и уже громче сказала: — Анна, хочу вас предупредить, чтобы это не стало для вас неожиданностью: я обнародую информацию о том, как Тихонов хотел использовать вас в своих политических целях.

— Нет! — почти крикнула она.

— Да! И стыдиться вам здесь нечего! Он злодей, вы жертва! И вызываете в этом качестве всеобщее сочувствие и симпатию! — твердо сказала я. — Вас возле служебного входа поклонники ждут, чтобы лично выразить свое восхищение! Несмотря на дождь стоят! Как вы думаете, что они сделают с человеком, который вас так оскорбил? Их ведь только завести надо, а уж я постараюсь. Убить, конечно, не убьют, но на слова скупиться не будут, а то, что сфотографируют и выложат в Сеть, — это к гадалке не ходи! Да и журналюгам все равно что снимать, главное, чтобы новость скандальная была. Тихонов после этого всеобщим посмешищем станет! И будьте уверены, что больше он к вам на пушечный выстрел не приблизится!