Пока Моника принимала душ, он сбегал в пиццерию за угол и заказал две пиццы «Каприччио» навынос. Когда он вернулся, Клеа лежала на диване в мягкой фланелевой пижаме, укрыв ноги пледом.
– А я-то думал, у нас будет лихая вечеринка, а не сю-сю мю-мю, – запротестовал он.
В ответ Клеа расстегнула молнию на пижаме и показала краешек черного кружевного белья:
– Не надо полагаться на видимость.
Он поставил коробку с пиццей на стол, подошел к ней и, взяв в руки ее лицо, крепко поцеловал. Они долго согревали друг друга телами и поцелуями, а потом она, не говоря ни слова, увлекла его наверх, в их спальню.
Сколько же времени они не любили друг друга вот так? Учитель задал себе этот вопрос, глядя в потолок, когда они, нагие, лежали рядом. Конечно, у них были моменты секса после того, как случилось это. Но сейчас он впервые об этом не думал. Им было сложно вновь обрести взаимопонимание или хотя бы элементарное желание. Поначалу они занимались любовью с яростью, словно мстили друг другу. Любовь стала способом упрекнуть партнера, не ругаясь и не ссорясь. И под конец оба доходили до полного изнеможения.
Но в этот вечер все было по-другому.
– Как ты думаешь, наша девочка будет счастлива? – в лоб задала вопрос Клеа.
– Моника – еще подросток. А все подростки чувствуют себя несчастными.
– Опять твои шуточки вместо ответа, – с упреком сказала она. – Ты видел, как она была довольна, когда уходила на вечеринку?
Она была права, в доме чувствовалась та самая эйфория, которой так долго недоставало.
– А знаешь, я кое-что понял в том, что случилось с этой девочкой, с Анной Лу.
Он заметил, как насторожилась Клеа.
– Я понял, что нам всегда не хватает времени, чтобы узнать собственных детей. Теперь Кастнеры, несомненно, спрашивают себя, что они сделали не так, в чем была ошибка, которая принесла им столько страданий, в какой момент в их прошлой жизни произошел сдвиг, который довел до такого… Истина в том, что у нас нет времени спросить себя, а счастливы ли наши дети. А ведь есть еще более важная задача: спросить себя, счастливы ли мы сами в их глазах, и увериться, что наши промахи не падут на них.
Может быть, Клеа в этот момент почувствовала, что ее призывают к ответу, однако виду не подала. Она еще раз его поцеловала в благодарность за такие размышления.
Немного погодя они, полуобнаженные, сидели за кухонным столом, жевали остывшую пиццу и пили из непарных бокалов красное вино, припасенное для такого случая. Лорис рассказывал забавные истории из школьной жизни, об учителях, об учениках, только бы видеть, как она смеется.
Они словно вернулись в университетское время, когда к концу месяца кончались деньги и они делили последнюю баночку тунца в съемной однокомнатной квартирке.
Господи, как же он любил свою жену, он сделал бы для нее все, что угодно. Все, что угодно.
Они настолько были близки в этот вечер, что не заметили, как миновала полночь и начался новый год. К реальности их вернул проливной дождь за окном.
– Хочу позвонить Монике, – сказала Клеа, вставая из-за стола и берясь за мобильник. – В такой ливень тебе, может быть, придется ее встретить.
Университетская девчонка снова обретала статус жены и матери. Мартини наблюдал за превращением, пока она дожидалась ответа. Потом она снова завернулась в старенький кардиган, который когда-то у него конфисковала, а теперь носила только дома. Ей не было холодно, ей было страшно.
– Не могу поймать сеть, – с опаской сказала она.
– Только что миновала полночь, и все друг другу звонят с поздравлениями. Сеть перегружена, это нормально.
Клеа его не слушала и раз за разом набирала номер. Безрезультатно.
– А вдруг с ней что-нибудь случилось?
– Слушай, это уже паранойя.
– Тогда я позвоню туда, где они празднуют.
Мартини дал ей полную свободу действовать, как она захочет. Клеа нашла номер телефона и позвонила:
– Как – не появлялась?
Голос ее прозвучал душераздирающе. По мере того как мозг прокручивал сценарии, один ужаснее другого, на лице мелькали эмоции, одна хуже другой. Когда она отсоединилась, тревога переросла в ужас.
– Они говорят, что она не появлялась.
– Подожди, успокойся, и давай подумаем, куда она могла пойти, – сказал Мартини.
Однако, когда он попытался к ней приблизиться, она его решительно оттолкнула:
– Ты должен найти ее, Лорис. Обещай мне.
Он сел в машину и двинулся по ночному Авешоту, не зная, в какую сторону ехать. Непогода, разгулявшаяся в долине, прогнала с улиц всех прохожих. Струи воды мешали видеть дорогу, потому что дворники внедорожника не успевали очищать ветровое стекло.
Он вдруг осознал, что Клеа заразила его своей паникой, и он тоже поддался искушению соединить молчание Моники с исчезновением Анны Лу.
– Нет, такого не может быть, – твердил он себе, стремясь прогнать эту мысль.
Он всего двадцать минут как вышел из дому, но они казались вечностью. Жена наверняка скоро позвонит, а что он ей скажет?
Моника исчезла бесследно. Полиция снова объявит режим боевой готовности. Новость появится на телеэкранах. Поисковые отряды пойдут в лес.
Нет, этого не будет. Только не с ней!
Но мир полон монстров. И их не сразу распознаешь.
Он подумал об отце Анны Лу, заново увидел, как он принимает ободряющие хлопки по плечу, увидел его все понимающий взгляд. Отец всегда знает истину, даже если невыносимо ее принять. В то утро он попробовал почувствовать себя в его шкуре. Ничего не получилось. А сейчас?
«Я должен ее найти. Я обещал. Я не могу потерять Клеа. Еще раз потерять».
Он призывал себя рассуждать здраво, но это было почти невозможно. Тогда ему в голову пришла мысль вернуться туда, откуда он начал поиски. На вечеринку.
Через пять минут он стоял перед дверью частного дома, откуда доносились приглушенные звуки ритмичной музыки. Он позвонил в колокольчик и несколько раз постучал в дверь, чтобы ему открыли. Ледяная вода заливала волосы и пальто. Когда же кто-то наконец его заметил, он в ярости ввалился в дом.
В просторной гостиной толпились человек шестьдесят подростков. Кто танцевал, кто сидел, развалясь, на диванах. Слишком громкая музыка не давала разговаривать, но от алкоголя ребята размякли. В полумраке и в густом сигаретном дыму было невозможно различить хотя бы одно знакомое лицо.
Наконец он узнал пару своих учеников. Один из них был Лукас, задира с татуировкой черепа за ухом.
– Учитель, с Новым годом! – приветствовал он подошедшего Мартини, дохнув на него острым запахом ликера.
– Ты не видел мою дочь?