Пришла весна, но вовсе не такая, какую он себе представлял. Вовсе не та весна, что освободила его от чуждого и враждебного мира, а весна – естественное продолжение того нового и удивительного, что он преодолел и с чем сумел освоиться.
Муми-тролль надеялся, что весна будет долгой и он сможет сохранить чувство ожидания как можно дольше. Каждое утро он почти боялся величайшего чуда – а вдруг кто-то из его семейства проснется.
Он осторожно передвигался по гостиной, боясь на что-нибудь наткнуться. А потом мчался в долину, вдыхал новые запахи и смотрел, что случилось за это время.
С южной стороны дровяного сарая начал оголяться клочок земли. Березки оделись нежной красноватой дымкой, видной только на расстоянии. Солнце припекало сугробы, которые стали совсем прозрачными и потрескивали, точно стекло. А лед потемнел, словно сквозь него просвечивала морская синева.
Малышка Мю по-прежнему каталась на самодельных коньках – всюду, где еще можно было кататься. Вместо крышек от банок она приспособила к ботинкам поставленные ребром кухонные ножи.
Муми-тролль видел даже восьмерки, которые она выписывала своими коньками, но саму малышку Мю никогда не встречал.
Она всегда умела развлекаться одна, и что бы она ни думала о весне и как бы она ей ни нравилась, у малышки Мю не было ни малейшего желания высказываться по этому поводу.
Туу-тикки занималась весенней уборкой в купальне.
Она дочиста выскребла все красные и зеленые оконные стекольца, чтобы первой весенней мухе было приятно сесть на них, она развесила на солнце купальные халаты и пыталась починить резинового хемуля.
– Теперь купальня снова станет купальней, – сказала она. – Чуть позднее, когда наступит тепло и все зазеленеет, ты будешь лежать на нагретых солнцем мостках купальни и слушать, как волны плещутся о берег…
– Почему ты не говорила об этом зимой? – спросил Муми-тролль. – Это утешило бы меня.
Я сказал: «Здесь росли яблоки». А ты ответила: «Теперь здесь растет снег». Разве ты не поняла, что я сразу захандрил?
Туу-тикки пожала плечами.
– Нужно доходить до всего своим умом, – сказала она, – и переживать все тоже одному.
Солнце припекало все жарче.
Оно пробуравило небольшие ямки и канальцы во льду, и море подо льдом, волнуясь, стремилось наверх.
На горизонте странствовали взад-вперед бури и ураганы.
По ночам Муми-тролль слышал, как в спящем доме что-то щелкает и трещит.
Предок не подавал признаков жизни. Он закрыл за собой печные вьюшки и, быть может, перенесся в другие времена, те, что были тысячу лет назад. Шнурок от вьюшки, вместе с кисточкой, бисером и прочей роскошью, исчез в щелке между изразцовой печью и стеной.
«Шнурок ему понравился», – подумал Муми-тролль. Теперь он уже больше не спал в корзине с древесной стружкой, а перебрался на свою кровать. По утрам солнце все глубже и глубже заглядывало в гостиную, удивленно освещая паутину и хлопья пыли. Самые крупные, сбившиеся в клубок хлопья Муми-тролль выносил на веранду, а мелким и легким позволял кататься взад-вперед как им вздумается.
В полдень земля под окном, выходящим на юг, нагрелась. В глубине ее зашевелились коричневые луковицы цветов и крохотные корни растений, которые жадно впитывали тающий снег.
А однажды, ветреным днем, до того как наступить сумеркам, послышался сильный и величественный грохот в открытом море.
– Ага, – сказала Туу-тикки, ставя чашку с чаем на стол. – Вот и весенняя канонада.
Лед медленно вздыбился, и снова раздался грохот.
Муми-тролль выскочил из купальни и стоял, прислушиваясь, на теплом ветру.
– Посмотри, вот наступает море, – сказала за его спиной Туу-тикки.
Далеко-далеко в море шипели белопенные волны, сердитые, голодные, поглощавшие одну за другой глыбы зимнего льда.
Но вот ближе к берегу лед раскололся, черные трещины разбежались в разные стороны, а потом исчезли из виду. Море вздыбилось снова. И снова по льду разбежались трещины. Они становились все шире и шире.
– А я знаю кого-то, кто очень спешит, – сказала Туу-тикки.
Конечно, это была малышка Мю. Без нее уж никак было не обойтись. Она наверняка заметила: что-то происходит, и ей нужно было все как следует разглядеть даже там, где море очистилось ото льда. Она подкатила к самому краю льдины и выписала лихую восьмерку у самого рокочущего моря.
Затем, повернувшись, быстро помчалась по треснувшим льдинам.
Сначала трещины были совсем тонкими. Но они уже издалека предупреждали: «Опасно».
Лед вздымался и опускался, а порой раздавался настоящий празднично-разрушительный салют, от которого по спине восхищенной малышки Мю пробегал холодок.
«Только бы эти болваны не вздумали выйти на лед спасать меня, – подумала она. – Они только испортят мне праздник».
Она помчалась так, что кухонные ножи чуть не сплющились, но берега все равно не было видно.
Теперь трещины расширились и превратились в реки. На лед плеснула маленькая сердитая волна.
Внезапно море наполнилось качающимися ледяными островками, бесконечно ударявшимися друг о друга. На одном из таких островков застряла малышка Мю. Она видела, как полоса воды вокруг нее все расширяется, и, не очень-то испугавшись, подумала: «Вот так хорошенькая история!»
Муми-тролль тут же ринулся ее спасать.
А Туу-тикки, поглядев еще немного, пошла в купальню и поставила воду на огонь. «Да, да, – думала она, вздыхая. – Вот так бывает всегда в приключенческих повестях. Все только и делают, что спасают друг друга и спасаются сами. Хотела бы я, чтобы кто-нибудь когда-нибудь написал о той, кто пытается потом согреть героев».
Муми-тролль бежал по льдине, а рядом с ним, не отставая ни на шаг, бежала маленькая трещина, с которой он не спускал глаз. Муми-тролль чувствовал: в море поднялась мертвая зыбь и льдина вздыбилась, потом она треснула и начала качаться.
Малышка Мю спокойно стояла на своем ледяном островке, разглядывая прыгающего по льдине Муми-тролля.
Он был похож на подскакивающий резиновый мячик, а глаза у него от страха, любопытства и напряженного ожидания были круглые, словно шарики. Когда он остановился возле малышки Мю, она, протянув к нему лапку, сказала:
– Посади меня к себе на голову, чтоб я могла поскорее соскочить, когда увижу, что ты гибнешь.