Я подтолкнула ее, чтобы мыслила на ходу, а то мы никогда так до дома не доберемся.
— Вообще-то ты знаешь, есть у меня пара троюродных братиков, которых я не видела со времен голопопого детства, — поразмыслив, сообщила подружка. — С тех пор кто-то из них запросто мог пойти по кривой дорожке, но повышенной сентиментальностью ребята никогда не страдали. Не вижу, с чего бы им тырить у меня бабулину подушечку.
— Теперь мы можем только гадать, — рассудила я. — Может, твоя бабуля вышила на наволочке карту пиратского клада!
— Вообще-то мой дедушка и вправду был моряком! — ахнула Ирка и окончательно застопорилась.
— Вообще-то я пошутила. — Я потянула ее за руку. — Мы обе помним, что на наволочке были изображены котятки. Кому она такая нужна? Скорее всего ты сама ее куда-то засунула. Поищи дома в пакете с грязным бельем или в стиральной машине.
— Может, ты и права…
Подружка со мной согласилось, но я видела, что с мыслью о том, что пропавшая подушечка имела некую общечеловеческую ценность, она прощается неохотно.
Помню, я тоже была горда и счастлива, когда облезлая деревянная доска, которой моя белорусская бабушка прикрывала кадушку с квашеной капустой, оказалась пейзажем с типично шишкинскими медведями. К сожалению, быстро выяснилось, что картину еще в бытность студентом худграфа нарисовал мой папа, так что осчастливить человечество возвращением утраченного шедевра не получилось.
— Давай возьмем у Артура Хачатуровича бутылочку «Изабеллы»? — предложила Ирка.
Я кивнула: правильно, горечь разочарования отлично смывается красным полусладким.
Проходя мимо шашлычника, мы озвучили свой заказ.
— Парень сделает, спускай пакет, — невозмутимо кивнул Хачатурович.
Я убедилась, что экспресс-доставка в окошко действительно стала штатной опцией в наборе услуг нашего шашлычника.
Мы с Иркой пошли ко мне. Сначала по очереди приняли душ, потом подняли на резинке посылку от Хачатуровича пластиковой бутылкой домашней «Изабеллы» и шашлыком, наскоро и без затей сервировали стол и сели ужинать.
Закон вселенской подлости сработал как часы: едва я вонзила зубы в сочное жареное мясо, запел мой мобильник.
Я прожевала мясо, вытерла руки — мобильник все вопил. Достала аппарат из сумки, посмотрела на дисплей и сообщила подружке:
— Это Серега.
— Лазарчук? — Ирка то ли потерла руки, то ли размазала по коже полезный жир. — Включи на громкую.
Я так и сделала.
И чуть не оглохла от гневного:
— Ленка! Я не понял!
— Знал бы ты, Серега, как много в моей жизни было таких непонятливых, — хладнокровно заметила я, надеясь, что мой нарочито спокойный тон хотя бы отчасти передастся взвинченному собеседнику. — Особенно когда я работала учителем русского языка в коррекционном классе — пятом «Г»… А ты чего конкретно не понимаешь?
Ирка, бессловесно одобряя мою манеру беседы, подняла вверх большой палец.
— Я не понимаю, мне это только кажется или вы с подружкой действительно выбились в теневые хозяйки микрорайона, а на Цветочной у вас блатная хаза? — не задержался с ответом полковник.
Ирка поспешно повернула руку большим пальцем вниз. Я не поняла, был ли то классический древнеримский знак гладиатору «Добей противника!» или же подружка так давала знать, что наше дело плохо.
— Какая блатная хаза?! Да у нас тут как в самых благородных домах Парижа! — возмутилась я.
И слегка отвернулась от стола, чтобы не видеть пластиковую «литрушку» с домашним вином и дымящиеся куски мяса.
Натюрморт слегка компрометировал наш благородный дом.
— Да? — не поверил мне вредина Лазарчук. — Тогда объясни, почему вы как-то связаны со всеми криминальными происшествиями в округе!
— Ну, уж так прям и со всеми, — пробормотала я несогласно. — А с чем на этот раз?
Лазарчук в трубке сердито посопел. Не иначе, считал до десяти, надеясь успокоиться.
Э нет, дружище ты наш полицейский! С нами и до ста десяти недостаточно будет!
— В ста метрах от вашей Цветочной патруль задержал избитого гражданина, — сказал Серега. — Некоего Семена Маркушина, местного прохиндея по кличке Садовник…
— Это не мы! — возмутилась я.
— Мы не имеем к этому никакого отношения! — поддержала мой протест подружка.
Услышав ее, полковник охотно сменил собеседника:
— Тогда скажи мне, Ирина, почему у него в бумажнике твоя визитка?
— Какая визитка? — спросила я.
Ирка пнула меня под столом и спросила иначе:
— Какой бумажник?
— Какое это имеет значение? — не понял Лазарчук.
В отличие от меня он не знал, как нежно любила Иришка украденный у нее недавно бумажник из красной телячьей кожи с тиснением. Не говоря уж о том, как она любила все его штатное содержимое, включая купюры, монетки, кредитки и визитки.
— Не вздумай спросить про кредитки, — тишайшим шепотом предупредила я подружку.
Она закрыла рот.
— Сереж, ты же сам ответил на свой вопрос, — рассудительно молвила я. — Этот гражданин Морковкин…
— Маркушин.
— Да хоть Навуходоносор! Ты сказал, он садовник, а у Максимовых серьезный бизнес по продаже посадочного материала. Это явно профессиональный контакт. Может, он хотел у Ирки проконсультироваться или, наоборот, поделиться с ней ценной информацией.
Подружка беззвучно похлопала в ладоши. Я приняла аплодисменты благосклонным кивком.
Ведь выкрутилась и даже практически правду сказала!
— Ладно, предположим, я поверил.
Ирка помотала головой. Да я и сама поняла: не поверил. Сейчас еще что-то выдаст.
И выдал:
— Лен, а твоя-то визитка в его кармане откуда? Ты же не торгуешь семенами и удобрениями? Где Садовник, а где пиар?
— Э-э-это не пиар, а журналистика, — вывернулась хитрая я. — Я помогаю знакомой столичной журналистке с подготовкой материала о безопасности на курорте, а для статьи требуется интервью представителя, так сказать, темной стороны. Мне обещали найти подходящего человека, видимо, это и есть тот Маркошин.
— Маркушин. И кто это тебе такое обещал?
— Начальник службы безопасности вокзала Ричард Лаэртович, знаешь такого? Мы с коллегой как раз сегодня были у него по этому самому вопросу.
Ирка изобразила мимический этюд «Снимаю перед вами шляпу». Я раскланялась перед воображаемым залом.
— Лаэртович? Знаю, нормальный мужик, — полковник заметно успокоился. — Ладно, тогда пока все, отбой.
Я выключила телефон и шумно выдохнула: