Любовь и дружба - читать онлайн книгу. Автор: Джейн Остин cтр.№ 8

Когда я садилась в карету, было так темно, что я не сумела разобрать, сколько человек со мной едет; понятно было лишь, что пассажиров много. Впрочем, о том, кто именно меня сопровождает, я тогда не думала, ибо целиком отдалась своим горестным мыслям. Карета погрузилась в тишину, прерываемую лишь громким храпом одного из пассажиров.

«Что за негодяй и невежда (подумала я про себя)! Подобное поведение можно объяснить лишь полным отсутствием воспитания! Этот грубиян способен на кое-что и похуже! Такому, как он, ничего не стоит совершить самое кровавое преступление!» Так думала я про себя, и точно так же наверняка рассуждали и остальные пассажиры.

Наконец забрезжил рассвет, и я разглядела, кто был тот негодяй, что всю ночь не давал мне спать. Им оказался никто иной как сэр Эдвард, отец моего покойного мужа. Рядом с ним сидела Августа, а на одном со мной сиденье — Ваша матушка и леди Доротея. Представьте же себе мое удивление когда я обнаружила, что сижу среди старых своих знакомых! Но изумление мое возросло еще больше, когда, выглянув в окно, обнаружила я на втором этаже дилижанса мужа Филиппы, а также с ним рядом — Филандера и Густава.

«О Боже (вскричала я), неужто я и впрямь окружена моими ближайшими родственниками и добрыми знакомыми?!»

Стоило мне произнести вслух эти слова, как все взгляды устремились в тот угол, где я сидела.

«Ах, моя Изабелла (продолжала я, бросаясь в объятья леди Доротеи)! Прижмите же вновь к груди вашу несчастную Лауру. Увы! Когда мы с вами расстались в долине Аска, я была счастлива, ибо стала женой лучшего из Эдвардов. Тогда у меня еще был отец, была мать, я не знала бед и треволнений… Теперь же, кроме вас, у меня никого не осталось…»

«Что (перебила меня Августа)?! Выходит, мой брат мертв? Говорите, заклинаю вас, что с ним сталось?»

«Да, холодная и бесчувственная нимфа (ответила я), вашего несчастного обожаемого брата больше нет! Можете радоваться: отныне вы — единственная наследница сэра Эдварда!»

Хотя я ненавидела ее с того самого дня, когда мне удалось подслушать ее разговор с моим Эдвардом, я тем не менее, вняв мольбам ее и сэра Эдварда, поведала им сию печальную историю. Они были потрясены до глубины души: даже жестокое сердце сэра Эдварда и черствое сердце Августы были тронуты сей печальной повестью. По просьбе Вашей матушки я поведала им обо всех несчастьях, выпавших на мою долю с той самой минуты, как мы расстались. Об аресте Огастеса и исчезновении Эдварда, о нашем приезде в Шотландию, о нечаянной встрече с нашим дедом и нашими кузенами, о пребывании в Макдональд-Холле, о той величайшей услуге, какую мы оказали Жанетте, а также о том, как нас за это отблагодарил ее отец… О его бесчеловечном поведении, о его ни на чем не основанных подозрениях и о том, как жестоко он с нами обошелся, заставив покинуть его дом… О том, как горько оплакивали мы потерю Эдварда и Огастеса и, наконец, о печальной кончине моей незабвенной подруги.

Во время моего повествования на лице Вашей матушки изобразились жалость и удивление — удивления, увы, было больше. Проявилась ее бесчувственность и в том, что поведение мое, которое на протяжении всех моих приключений и выпавших на мою долю невзгод было идеальным, она сочла во многих ситуациях небезупречным. Но коль скоро сама я была убеждена, что всегда вела себя так, как подсказывали мне моя честь и мое воспитание, я мало обращала внимания на ее слова и попросила, вместо того чтобы подвергать сомнению мою безупречную репутацию своими неоправданными упреками, удовлетворить мое любопытство и сообщить, как она здесь оказалась. Как только она, идя навстречу моим пожеланиям, во всех подробностях изложила мне все, что случилось с ней после нашего расставания (если история эта Вам еще не известна, Ваша матушка Вам ее расскажет), я обратилась с такой же просьбой к Августе, сэру Эдварду и леди Доротее.

Августа сообщила мне, что, с детства питая любовь к красотам природы и рассматривая виды Шотландии на иллюстрациях Гилпина, [6] испытала столь сильное желание насладиться этими несравненными видами воочию, что уговорила своего отца отправиться в путешествие на север, а леди Доротею — их сопровождать. Сообщила она также и о том, что в Эдинбург они прибыли несколько дней назад и оттуда ежедневно совершали в дилижансе экскурсии в сельскую местность; с очередной такой экскурсии они сейчас и возвращались.

Мой следующий вопрос касался Филиппы и ее мужа. Как мне удалось выяснить, он вынужден был, растратив все свое состояние, воспользоваться талантом кучера, коим всегда отличался, и, продав все, что ему принадлежало, кроме экипажа, превратил его в дилижанс и, дабы не попасться на глаза бывшим своим знакомым, отправился в нем в Эдинбург, откуда стал через день возить пассажиров в Стерлинг. Узнала я и о том, что Филиппа, по-прежнему хранившая верность своему неблагодарному мужу, последовала за ним в Шотландию и обыкновенно сопровождала его в коротких поездках в Стерлинг.

«Мой отец (продолжала Августа) всегда, с первого дня нашего приезда в Шотландию, ездил наслаждаться горными пейзажами только в их дилижансе, чтобы дать им немного подзаработать, — тогда как нам было бы гораздо приятнее разъезжать по горному краю в почтовой карете, чем через день таскаться из Эдинбурга в Стерлинг и из Стерлинга в Эдинбург в переполненном и неудобном дилижансе».

Я всецело разделяла ее чувства и про себя ругала сэра Эдварда за то, что тот пожертвовал удовольствиями своей дочери ради нелепой старухи, чей брак с таким молодым человеком не мог оставаться безнаказанным. А впрочем, его поведение в полной мере соответствовало его характеру. И то сказать, чего можно было ожидать от черствого негодяя, который едва ли знал, что значит «сочувствие», и который к тому же… громогласно храпел?

Прощайте.

Лаура.

Лаура — Марианне (продолжение)

Когда мы прибыли в город, где должны были завтракать, я решила переговорить с Филандером и Густавом и с этой целью поднялась на второй этаж дилижанса и вежливо поинтересовалась их здоровьем, а также поделилась с ними своими опасениями относительно того положения, в каком они оказались. Поначалу мое появление их несколько смутило — они, вероятно, испугались, что я могу призвать их к ответу за те деньги, которые мне отказал наш дедушка и которых они меня лишили. Обнаружив, однако, что я ни словом не обмолвилась об этом деле, они пригласили меня сесть рядом, чтобы нам было удобнее разговаривать. Я приняла их приглашение и, покуда все остальные распивали зеленый чай и уписывали бутерброды, мы пировали более изысканным образом, предаваясь разговору по душам. Я, со своей стороны, сообщила им все, что случилось со мной; они же, по моей просьбе, во всех подробностях рассказали, как сложилась их жизнь.

«Как вам уже известно, мы — сыновья двух младших дочерей лорда Сент-Клера от итальянской оперной певицы Лаурины. Наши матери не могли в точности установить, кто был наш отец, хотя принято считать, что Филандер — сын некоего Филиппа Джонса, каменщика, мой же отец был неким Грегори Стейвсом, мастером по изготовлению корсетов из Эдинбурга. Все это, впрочем, совершенно несущественно, ведь наши матери, естественно, не были за ними замужем, а потому нашу кровь, одну из самых древних и благородных в королевстве, бесчестие не коснулось. Берта (мать Филандера) и Агата (моя собственная мать) всегда жили вместе. Ни та, ни другая не были очень богаты; их общее состояние достигало всего девяти тысяч фунтов, но коль скоро им приходилось на эти деньги жить, сумма эта, когда нам исполнилось пятнадцать, сократилась до девятисот фунтов. Эти девятьсот фунтов они хранили в ящике стола в нашей общей гостиной, чтобы деньги всегда были под рукой. То ли оттого, что их легко было присвоить, то ли от желания быть независимыми, то ли от избытка чувств (коим мы оба всегда отличались) в один прекрасный день мы взяли эти девятьсот фунтов и сбежали. Овладев означенной суммой, мы преисполнились решимости обращаться с ней экономно и не тратить ее нерасчетливо и бездумно. С этой целью мы разделили всю сумму на девять частей. Первая часть должна была пойти на съестное, вторая на спиртное, третья на ведение хозяйства, четвертая на экипаж, пятая на лошадей, шестая на слуг, седьмая на развлечения, восьмая на туалеты и девятая на серебряные пряжки. Расписав таким образом наши расходы на два месяца (ибо мы рассчитывали растянуть девятьсот фунтов на этот срок), мы поспешили в Лондон и, к нашей радости, потратили их за семь недель и один день, то есть не дотянули до двух месяцев всего шести дней. Как только мы таким образом счастливо избавились от столь большой суммы, мы стали было подумывать о том, чтобы вернуться к нашим матерям, однако, узнав стороной, что обе они умирают с голоду, мы передумали и вместо этого решили наняться в труппу бродячих актеров, ибо всегда любили театр. Мы предложили свои услуги одной такой труппе и были приняты. Труппа наша была невелика, состояла она из директора, его жены и нас с братом. Платить жалованье, таким образом, приходилось только нам, единственный же недостаток состоял, пожалуй, лишь в том, что из-за нехватки актеров мы не имели возможности ставить многие пьесы. Впрочем, это нас нисколько не смущало… Нашим самым успешным спектаклем был „Макбет“, в этой пьесе мы и в самом деле творили чудеса. Директор всегда исполнял роль Банко, его жена — леди Макбет. Я играл трех ведьм, а Филандер — все остальные роли. Сказать по правде, трагедия эта была не только самой лучшей, но и единственной в нашем репертуаре, и, сыграв ее во всех городах Англии и Уэльса, мы приехали с ней в Шотландию, единственную страну Великобритании, где еще не были. Случилось так, что мы остановились в том самом городе, куда приехали вы и где вы встретились с вашим дедушкой… Мы находились на постоялом дворе, когда туда въехала его карета, и, увидев герб и сообразив, кому она принадлежит, а также зная, что лорд Сент-Клер — и наш дед тоже, мы решили попробовать что-то из него вытянуть, объявив ему о нашей с ним родственной связи… Как мы в этом преуспели, вам известно… Заполучив двести фунтов, мы немедля покинули город, предоставив директору труппы и его жене самим играть „Макбета“, и направились в Стерлинг, где потратили наше небольшое состояние с большой eclat. [7] И вот сейчас мы возвращаемся в Эдинбург в надежде устроиться в какой-нибудь театр… Такова, дорогая кузина, история нашей жизни».