Враждебный портной - читать онлайн книгу. Автор: Юрий Козлов cтр.№ 8

Машина ползла в крайнем левом ряду. Палыч опытным взглядом многолетнего нарушителя правил дорожного движения ловил момент безнаказанного выскока на встречку. Мигалка Каргину не полагалась, но Палыч ухитрялся ездить так, как если бы она — невидимая — украшала крышу.

В этот раз водительское чутье уберегло его от опасного маневра и — одновременно — вознаградило за осторожность.

На перекрытую встречную полосу из переулка с воем, кряканьем, мегафонным рыком вывернул кортеж премьер-министра. Железный поток прошелестел шинами, как новенькими денежными купюрами, мимо, но мгновенно сориентировавшийся Палыч успел практически на месте развернуться и встроиться в хвост кортежа, смахнув капли дождя с бампера замыкающей машины сопровождения.

Каргин мысленно восхитился своим водителем. У них тоже была черная машина с министерскими номерами. Правда, не шестая «ауди», как у серьезных людей, а всего лишь «Skoda super B». Со стороны могло выглядеть, что они как будто отстали на своей несерьезной машине, а теперь вот воссоединились с кортежем.

— Успеем, — обернулся Палыч. — Ребята в Белый дом, а мы с моста на Бережковскую и — в дамках.

Куда успеем, удивился Каргин, но не успел спросить.

— Слушаю вас, Дмитрий Иванович! — встревоженно отозвалась директриса.

— Нелли Николаевна, — задушевно произнес он, — вы бы убрали это чучело из витрины, ему только в поле пугать... ворон.

Фрейд велик, подумал Каргин, уже хотя бы потому, что не имеет ни малейшего отношения к оговоркам. Но его вспоминают, как если бы он предсказал все оговорки на свете. Как если бы меня вспоминали каждый раз при слове «вода», или... «рыба». Боже мой, при чем здесь рыба?

Чем внимательнее вслушивался Каргин в слова Нелли Николаевны, тем глубже задумывался об этой самой неведомой, высунувшей рыло из нечистого океана психоанализа рыбе. Она (рыба), как библейский кит Иону, проглотила разум Каргина, и он (разум) беспомощно блуждал в ее темном, как подсобка, где Каргин встречался с Еленой Игоревной, чреве.

— Палыч, — поинтересовался Каргин, растерянно пожелав средь бела дня Нелли Николаевне спокойной ночи, — ты видел в витрине манекен?

Опять Фрейд!

Неужели, подумал Каргин, если мужчина днем в разговоре с дамой желает ей спокойной ночи, он хочет переспать с этой дамой?

— Нет, Дмитрий Иванович, — твердо ответил Палыч, — там не было манекена.

— А что там было?

— Большая грязная тряпка, — ответил Палыч, — с надписью «Оформление витрины».

Он не удержался — обошел по встречной крохотный «дэу матисс». Вцепившаяся в руль девушка повернула в их сторону испуганное, белое, как блюдечко с двумя изюминками глаз, личико.

С лица не воду пить, тупо подумал Каргин, хотя лицо девушки было очень даже милым. И... не есть изюм, как-то по-вурдалачьи (кажется, именно эти мифические существа высасывали у жертв глаза) продолжил мысль, провожая взглядом весело толкающуюся молодежь на автобусной остановке. Три девушки и два парня с заклепками микрофонов в ушах, айпадами в руках, рюкзаками за плечами. Никакого порядка в одежде. Все в искусственно рваных джинсах с заштрихованными волокнами прорезей на коленях, а одна девушка — в хламиде без рукавов, но с распущенным на ленты косым подолом.

Россия развалится, расползется на куски, как эта хламида, вдруг даже не подумал, а понял Каргин, если молодежь выбирает рваную одежду. Фрейд прав! Главная оговорка — в одежде! Единая страна больше никому не нужна!

— Мы куда-то опаздываем? — строго поинтересовался он у Палыча, по длинной гипотенузе пересекшего перекресток под красным светом светофора.

— Уже нет. — Съехав сквозь прореху в ограде через утоптанный газон на малую дорожку, Палыч притормозил перед офисным зданием из светлого стекла на Бережковской набережной.

Несколько этажей в этом напоминающем модернистский памятник русскому граненому (с водкой, с чем же еще?) стакану здании занимала управляющая компания государственного холдинга «Главодежда». Каргин представлял в нем главного акционера — государство в лице профильного министерства. Окна его кабинета смотрели на Москву­-реку, плавно уводимую в ажурных наручниках двух железнодорожных мостов к Лужникам, как если бы Москва­-река была схваченной за мокрую (от страха) руку коррупционеркой, а Лужники — неподкупной прокуратурой.

Кабинет в «Главодежде» нравился Каргину больше, чем кабинет в министерстве в Китайгородском проезде, выходящий окнами во внутренний двор.

— Вон она. — Палыч кивнул в сторону женщины, поднявшейся со скамейки.

3

«Она» была в коротком белом плаще, в высоких — по (восточно)европейской моде — кожаных сапогах с наколенниками и при недешевой (Каргин сразу определил) плетеной сумке на длинном ремне через плечо.

— Кто такая? — Каргин впервые в жизни видел эту — с лицом симпатичной, пожившей крысы — женщину. В то же самое время он знал, что это не так, что он знает ее давно. Их общее прошлое проявлялось медленно, но неостановимо, как портовые сооружения, когда к ним сквозь туман с тревожным носорожьим ревом приближается корабль.

— Ну, вы даете, Дмитрий Иванович, — возмутился Палыч. — Сами ей здесь назначили, мне сказали, чтобы я вас из магазина хоть на крыльях, а... — ткнул пальцем в зеленые, как глаза зверья на обочинах ночного шоссе, цифры электронных часов, — к пятнадцати тридцати сюда доставил! — Палыч обиженно отклонился, чтобы Каргин с заднего сиденья увидел цифры на часах: пятнадцать двадцать семь.

— Молодец, — похвалил водителя Каргин. — Надо было заказать ей пропуск, подождала бы в приемной.

— И я вам говорил, — ответил Палыч, — но вы сказали, что сначала посмотрите на нее, а потом... решите.

— Значит, у меня еще есть две минуты...

Женщина уверенно шла в их сторону, словно ей был известен номер служебной машины Каргина.

— Или нет, — вздохнул Каргин.

Два Каргина — старый и новый — толкались локтями внутри его раздвоенного сознания. Две жизни, не смешиваясь, как водка и сухое мартини в бокале Джеймса Бонда, слились в одну. Каргин отчетливо (по годам, событиям и эпизодам) помнил свою жизнь. Но в его жизни, как заноза, сидели... Каргин не мог точно определить... размышления или воспоминания недавно вышедшего на пенсию книговеда-библиографа Каргина. Двадцать лет назад этот — из параллельного мира — двойник трудился в унылой, как молодость без денег и любви, Книжной палате Российской Федерации. Потом подвизался в отделе исторических документов Библиотеки имени Ленина, работал редактором в издательствах «Вече» и «Палея». Он и сейчас редактировал по договору рукописи, утаивая заработок от недреманного ока Пенсионного фонда. Даже сумма пенсии двойника была известна Каргину — двенадцать тысяч триста десять руб­лей с учетом всех московских надбавок. С такими доходами параллельный пенсионер — книжно-палатный Каргин — не мог не быть пессимистом, давно махнувшим рукой на себя, Родину и государство.