"Гнуснейшие из гнусных" - читать онлайн книгу. Автор: Ежи Климковский cтр.№ 65

В принципе Сикорский не согласился с Андерсом ни по одному пункту телеграммы и расценил намерения своего подчиненного попросту как желание бежать, равносильное дезертирству с поля боя. Он был просто возмущен такой постановкой вопроса.

В инструкции, составленной на основе постановления правительства, Сикорский писал, что взаимоотношения с Советским Союзом необходимо довести до уровня не только хороших, но самых лучших, и что именно борьба на фронте может и должна устранить всяческие недоразумения и укрепить дружбу. В заключение он предложил обсудить свой приказ и инструкцию на совещаниях высших офицеров.

Получив такой ответ, Андерс страшно вознегодовал на Сикорского.

— Что он там мне приказывает и поучает, я его еще самого научу! — возмущенно говорил он. А позже похвалялся, что приказ и инструкцию Сикорского просто выбросил в корзину.

Увидев, что Сикорский занимает твердую и непримиримую позицию, и отдавая себе отчет в том, что с этой стороны он не получит никакой помощи, Андерс удвоил усилия, направленные на реализацию намеченных планов.

Он начал оказывать нажим на Гулльса. Обсуждая с ним приказ Сикорского, он высказался в том духе, что стремится предоставить англичанам много хороших воинских частей, а Сикорский не понимает, какую огромную услугу он этим окажет англичанам, и хочет, чтобы армия оставалась в Советском Союзе. Зачем? Для чего? Вероятно, лишь на погибель. Гулльс со вниманием выслушал все жалобы Андерса и на следующий день заверил его, что наша армия наверняка уйдет из Советского Союза, что это уже решено. Он сообщил также Андерсу, что сам едет для окончательного решения этого вопроса в Москву, вернется через несколько дней и тогда подробно обо всем расскажет.

Андерс после разговоров с Гулльсом по собственной инициативе послал Советскому правительству письмо с просьбой дать согласие на вывод Польской армии на Ближний Восток. Мотивировал он свое ходатайство уже известными нам и неизменно повторявшимися аргументами: трудности с продовольствием, недостаток оружия, климатические условия и т. д. Обещал, что армия вернется в Советский Союз, как только будет завершено обучение и оснащение.

Конечно, Сикорский об этом ничего не знал. Через два-три дня Гулльс действительно вылетел в Москву. По дороге задержался в Куйбышеве, где беседовал с послом Котом о выводе польских войск на Ближний Восток. Он считал это дело необходимым, так как в середине июня английские войска на Ближнем Востоке потерпели серьезное поражение и возникала опасность, что вся оборонительная система в этом районе может не выдержать. Поэтому Польская армия была там крайне нужна.

Отзвуки этой беседы чувствуются в телеграмме Кота Андерсу от 30 июня 1942 года. Кот телеграфировал: «Как вы считаете: целесообразно было бы поддержать усилия англичан, добивающихся перевода ваших дивизий на Ближний Восток?»

Одновременно Кот несколько раз обращался к Андерсу с предложением приехать в Куйбышев для обсуждения срочных дел. Однако Андерсу некуда было торопиться, так как пока что ему не с чем было ехать, и поэтому он всячески оттягивал свою поездку.

В то же время он объезжал воинские части и заверял всех в скорой эвакуации, еще больше распаляя этим и без того огромное возбуждение. Обещал всем подряд, что с момента прибытия в Иран для каждого наступит отдых и сущий рай.

Помню, как мы, приехав в 6-ю пехотную дивизию, располагавшуюся в Шахрисябзе, знакомились с районом ее расположения. Там действительно было очень много больных. В переполненных госпиталях мест не хватало, людей клали на матрацы на открытом воздухе. Лекарств имелось совсем немного, но врачи заверяли, что число заболеваний постепенно сокращается. Говорили, что с эпидемией уже справляются. Тем не менее в Шахрисябзе умерло около трех с половиной тыс. человек. Умерших хоронили в общих могилах по десять-двадцать человек.

Таков был результат перевода армии сюда, на юг, совершенный вопреки ясному предостережению советской стороны на совещании 3 декабря 1941 года, что в этом районе нездоровый и малярийный климат.

Имелся там и женский лагерь. Женщины жили в «ульях». Это были землянки, построенные в виде улья, с комнатками на два или четыре человека.

Тем не менее здоровые солдаты проходили подготовку, и общее настроение было неплохое. После ознакомления с частями Андерс провел в штабе дивизии совещание с офицерами, на котором поведал о планах вывода армии из Советского Союза, рисуя заманчивые картины будущего и заверяя, что в самое ближайшее время солдаты и офицеры окажутся в значительно лучших условиях. Своим выступлением он вызвал энтузиазм у присутствующих, так как бездеятельность и болезни деморализовали многих и сказывались на боевом духе дивизии. Об указаниях Сикорского Андерс, конечно, умолчал.

После совещания я пригласил к себе начальника штаба 6-й дивизии майора Ливийского и имел с ним беседу, продолжавшуюся около часа. С майором Ливийским я находился в сердечных отношениях и считал его очень хорошим и рассудительным офицером, политически зрелым, человеком стойких убеждений и большой смелости. Я старался убедить его в том, что решение об уходе из Советского Союза будет иметь трагические последствия. Больше того, показал ему постановление польского правительства и инструкцию Верховного Главнокомандующего по этому вопросу. Он был поражен, так как ничего не знал. Мы условились, что он пришлет мне телеграмму после разговора с некоторыми офицерами дивизии.

Я узнал также, что командир 6-й дивизии Токаржевский принял решение самостоятельно пробиться к афганской границе и издал даже соответствующие приказы. Подготовка к такой акции велась давно. Под предлогом обучения высылались на далекое расстояние патрули для изучения пограничного района, расположения советских гарнизонов на случай возможного нанесения удара для захвата оружия и продовольствия. Все должно было произойти следующим образом: дивизия, находившаяся в ста с небольшим километрах от афганской границы, начнет проводить учения, связанные с дальними маршами в сторону границы. Под предлогом обучения дальним переходам Токаржевский намеревался за несколько дней подойти к самой границе, а затем одним махом обезвредить пограничную охрану и перейти границу. Совершенно очевидно, что все госпитали и больные были бы брошены на произвол судьбы. Точно так же семьи военных и гражданские лагеря, находившиеся при дивизии, остались бы без всякой помощи.

Солдаты, конечно, ни о чем не знали — они лишь выполняли приказы. У них были самые лучшие намерения, и они всегда были готовы идти сражаться на фронт.

Затем мы поехали в 7-ю дивизию полковника Окулицкого. Там мы также знакомились с районом расположения, оказавшимся еще хуже, чем в 6-й дивизии. В Кермине и Гузаре, где дислоцировался запасной полк армии, командиром которого являлся полковник Леон Код, заболеваний было еще больше. Половина личного состава была неспособна нести какую-либо службу: несколько тыс. болело, а еще несколько тыс. находилось на положении выздоравливающих.

После возвращения в Янги-Юль Андерс стал ожидать приезда Гулльса. При этом он не забывал принимать меры, которые, по его мнению, должны были принести ему успех, поднять его авторитет и популярность.