Разум и чувства и гады морские - читать онлайн книгу. Автор: Джейн Остин, Бен Уинтерс cтр.№ 55

— Значит, он повел себя как честный человек! — вскричала миссис Дженнингс, не в силах более молчать. — Вы уж простите, мистер Дэшвуд, но если бы он отступился, я сочла бы его подлецом. Полагаю, на свете нет барышни, столь же достойной такого хорошего мужа, как Люси!

Это заявление, особенно ранившее Элинор, почему-то вновь вызвало пятиконечное видение; сжав голову руками, она усилием воли отогнала его.

— Должен признать, — без малейшей обиды ответил Джон Дэшвуд, — что мисс Люси Стил — очень достойная молодая особа, но вы и сами понимаете, что этот брак невозможен. — Тут он снова замолчал, а затем, пронзительно взвизгнув, покатил свое кресло в противоположный угол комнаты, где ему почудилось какое-то невидимое глазу шевеление. Придя в себя, он продолжал: — Мы все безусловно желаем ей счастья, и миссис Феррарс вела себя исключительно любезно и с большим достоинством. Эдвард сам выбрал свою судьбу, и, боюсь, она будет не из легких.

Марианна вздохнула, разделяя его опасения, а у Элинор сжалось сердце, переполненное сочувствием к Эдварду, который был вынужден бросить вызов матери и вытерпеть пытку пираньями ради женщины, неспособной принести ему счастье.

— Ну и как же все это закончилось? — спросила миссис Дженнингс.

— Боюсь, что самым печальным образом. Эдварду велено никогда больше не являться на глаза матери. Его ноги так пострадали, что ему долго придется ходить в обуви из мягкой кожи. Вчера он покинул ее дом, и я не знаю, куда он отправился и даже на Станции ли он, но, конечно, нам и не пристало этим интересоваться.

— Несчастный юноша! Что с ним теперь будет?

— Ив самом деле, сударыня! Думать об этом очень печально. А ведь у него были такие возможности! Не могу представить более злополучной участи. Как можно прожить на проценты с двух тысяч фунтов? А если подумать и о том, что через каких-то три месяца он мог получить две тысячи пятьсот в год (ведь у мисс Мортон тридцать тысяч фунтов, наследство отца, погибшего вместе с его великолепным творением), то более прискорбной ситуации нельзя и придумать! Мы все должны ему посочувствовать, тем более что помочь ему — совершенно не в нашей власти.

— Ах, бедняжка! — вскричала миссис Дженнингс. — У меня он всегда найдет и стол, и кров, так и скажу ему, если увижу.

— Если бы только он позаботился о себе так же, — сказал Джон Дэшвуд, — как заботятся о нем все его друзья, то сейчас он бы ни в чем не нуждался. Но теперь помочь ему уже никто не в силах. К тому же миссис Феррарс готовит ему еще один удар, самый тяжкий. В своем, без сомнения, праведном гневе миссис Феррарс решила тотчас отписать Роберту Норфолкскую усадьбу, которая должна была принадлежать Эдварду, если бы не эта его выходка.

— Ну что ж, — ответила миссис Дженнингс, — такова ее месть. Она вправе поступать по-своему. Но я бы не стала дарить независимость одному сыну, потому что мне досадил другой. Конечно, все мои сыновья убиты, а их трупы изувечены искателями приключений, так что мои чувства на сей счет чисто умозрительны.

Вскоре мистер Дэшвуд раскланялся, оставив своих собеседниц при едином мнении, во всяком случае, касательно поступков миссис Феррарс и Эдварда, а также роли, которую сыграла в этом чета Дэшвудов. Марианна разразилась негодованием, едва он вышел из комнаты, и, поскольку ее горячность лишила Элинор сил, а миссис Дженнингс — желания сдерживаться, все они с жаром принялись возмущаться и осуждать.

Миссис Дженнингс с горячностью превозносила Эдварда, но лишь Элинор с Марианной понимали истинную глубину его благородства. Элинор упивалась его стойкостью, а Марианна, сочувствуя его судьбе, простила ему все прегрешения. Однако, хотя тайн между сестрами теперь не было, оставаясь наедине, они избегали этой темы. На третий день после случившегося им пришло в голову прогуляться в Кенсингтонские Подводные Сады, самое известное из недавно открытых на Станции Бета увеселений. Миссис Дженнингс и Элинор так и сделали, но Марианна, недавно узнавшая, что чета Уиллоби снова погрузилась, до того страшилась повстречаться с ними, что не рискнула появиться в таком людном месте. Также, по слухам, среди чудес, выставленных в Кенсингтоне, была коралловая скульптура гигантского осьминога, и она воображала, что не вынесет воспоминаний, которые нахлынут на нее перед подобным произведением искусства.

Подводные Сады являли собой чудо гидроинженерной мысли: один участок купола, не несущий нагрузки, сняли, тем самым дав станционным жителям возможность за немалую плату отважиться выйти из купола на участок океанского дна площадью в четыре акра, обработанный экспериментальным химическим составом, убившим всю фауну, отчего сады заросли буйной подводной растительностью, до тех пор недоступной взору человеческому.

Чтобы отправиться в Кенсингтон, сначала требовалось облачиться в специальный водолазный костюм, более замысловатый вариант всем привычного костюма для ныряния. При помощи услужливой смотрительницы Элинор сменила пышное платье на бесшовный оранжевый резиновый костюм. Затем ей на голову опустили большой стеклянный шлем, на руки натянули обтягивающие перчатки, а на ноги — галоши со свинцовыми подметками, необходимыми, чтобы во время прогулки не оторваться от морского дна; наконец, на спину ей повесили тяжелый баллон с воздухом и протянули от него трубку к шлему.

Как только подобным образом облачилась и миссис Дженнингс, их провели в небольшую воздушную камеру, и ворота в купол за их спиной с шипением закрылись накрепко. Через несколько минут раздался громкий свисток, и камера начала заполняться водой. Вскоре открылись ворота наружу, находившиеся перед ними, и Элинор догадалась, что камеру заполнили водой, чтобы выровнять давление. Наконец они были вольны покинуть камеру и прогуляться по дну морскому.

Перед Элинор раскинулся пейзаж такой необыкновенной красоты, что она немедленно примирилась со столь мудреными мерами безопасности. Ее взгляд перескакивал с одного вида разноцветных подводных растений на другой: тут отливали пурпуром багрянки, там волнистые листья ламинарии мягко покачивались в подводных течениях. Она протянула руку и погладила крепкие стебли.

Затянутая в свой костюм, она топала тяжелыми галошами по удивительному подводному миру, потрясенная его красотой. Все ее душевные муки, все волнения, вызванные помолвкой Эдварда, отступили перед необычайной панорамой, которую она наблюдала сквозь стекло водолазного шлема: акры и акры кораллов, полипов и альционарий, чрезвычайно хрупких и величественных в своем разнообразии. Она любовалась сине-зелеными водорослями, гладила изгибы стеблей и наслаждалась уединением внутри своего резинового водолазного костюма. Наконец-то она была одна, вдали от Уиллоби, Эдварда и всех, кто представлял для нее хоть какой-то интерес.

Однако вскоре Элинор не без удивления увидела перед собой Анну Стил, тоже в водолазном костюме и шлеме, и та смущенно подошла поближе. Разговаривать в шлемах было невозможно, к радости Элинор, которой было не о чем говорить с мисс Стил. Однако последняя замахала руками, языком мимики и усердной жестикуляции объяснила, как рада она этой встрече, и, указав на ворота, предложила вернуться на Станцию, где можно будет побеседовать. Элинор покачала головой и повернулась, чтобы направиться под сень раскидистых кодиумов, но тут мисс Стил переменилась в лице. Взгляд ее, до того просящий и приветливый, сделался перепуганным; в то же мгновение Элинор ощутила, как ей в шею вонзилось острое жало. Это был морской скорпион размером не меньше пяти дюймов. Как он выжил, когда сады обрабатывали химическим составом, и как он проник в ее водолазный костюм — эти вопросы пришлось оставить на потом. Сейчас ее волновало лишь то, что в ее шею впилось своими хелицерами отвратительное членистоногое. Вне себя от ужаса и боли, Элинор яростно крутанулась на месте, пытаясь стряхнуть с себя чудовищного эвриптерида, но тщетно — он вцепился слишком крепко, и ей удалось лишь несколько раз ударить его о стекло шлема. В отчаянии Элинор воздела руки, чтобы снять его с себя, но лишь натолкнулась на стеклянную преграду — голова ее была вместе со скорпионом заточена в том самом шлеме, который помогал ей дышать. Скорпион все глубже впивался в ее шею. Кровь струилась по ее груди, и вода вокруг постепенно начала окрашиваться в ярко-красный цвет.