Разум и чувства и гады морские - читать онлайн книгу. Автор: Джейн Остин, Бен Уинтерс cтр.№ 25

Миссис Дэшвуд, не готовая воссоединиться с супругом ни на небесах, ни в желудке океанского чудища, умудрилась вытащить из корсета длинную острую швейную иглу, которую воткнула туда утром, подшивая вечернее платье Марианны. Когда отвратительные рыбьи челюсти уже готовы были вот-вот сомкнуться вокруг ее головы, она воткнула иголку тунцу прямо в нёбо.

В испуге и возмущении тунец забился, пытаясь избавиться от иглы, а миссис Дэшвуд тем временем по-собачьи поплыла к сваям, оставшимся от причала. Эдвард, увидевший возможность защитить ее и побороть врага, сделал глубокий вдох, поднырнул под тунца, а затем внезапно вынырнул прямо перед его мордой. Ошалевший от ярости и боли тунец изо всех сил ударил Эдварда головой в грудь, отчего тот отлетел назад и невольно выпустил из легких весь воздух. Погружаясь на дно с полным ртом воды, он вдруг понял, что его меланхолические думы о смерти могут претвориться в жизнь раньше, чем ему на самом деле хотелось.

Пока он погружался все глубже, тунец ударил его по голове, и, развернувшись в воде, помутившимся взором утопленника Эдвард увидел сваи причала, упиравшиеся в морское дно. Гигантская рыба раз за разом врезалась в него, будто бы вознамерившись, прежде чем сожрать, забить до смерти. Эдвард подумал об Элинор. У него не осталось никакой надежды на спасение, никакого оружия, кроме собственных рук. С неожиданной силой он бросился к тунцу; из разговоров с мудрой Элинор он знал, что самое уязвимое место у любой рыбы — это жабры. Схватив изумленного тунца за жаберные крышки, Эдвард засунул руки прямо под них и принялся терзать мягкую плоть, безжалостно впиваясь в нее ногтями, мгновенно замутив воду рыбьей кровью. Оказавшись лицом к лицу со зверем, выпученными от нехватки кислорода глазами он смотрел в холодные глаза противника, тоже выпученные от боли и ужаса. Он впивался в рыбьи внутренности все глубже, руки его уже погрузились в жаберные щели почти по локоть; наконец тунец перестал биться, и его холодные, жестокие глаза остекленели.

Мгновение спустя Эдвард вынырнул, судорожно втянул в легкие воздух и медленно поплыл к берегу.

Тем временем у Элинор, которая одевалась к завтраку у себя в комнате на втором этаже Бартон-коттеджа, подкосились ноги, и она схватилась за виски; пятиконечный символ снова ворвался в ее сознание.

Она не знала — да и откуда ей было знать? — что он возник перед ее мысленным взором, пронизав все тело мучительной, жгучей болью, именно в тот момент, когда Эдварду грозила наибольшая опасность.

* * *

Проводив промокшую и удрученную миссис Дэшвуд в дом, Эдвард все в том же унылом настроении отчалил. Уныние его лишь усугубило тяжесть расставания для всех, и в особенности для Элинор, оставив у нее на душе тревожный осадок, с которым ей удалось справиться не сразу и лишь ценой больших усилий. Но она твердо решила, что не должна выказывать большее горе от разлуки, чем мать и сестра, и не воспользовалась столь подходящим к случаю примером Марианны, чтобы заточить себя в уединении. Она не стала ни запираться в комнате с книгами о потерявших рассудок от голода моряках, ни стенать слова древних матросских песенок сквозь всхлипы и вздохи. Методы предаваться отчаянию у сестер были так же различны, как предметы их чувств, но прекрасно служили целям обеих.

Как только корабль Эдварда исчез из виду, Элинор села за рабочий стол и весь день занималась резьбой, постепенно превращая кусок дерева в стайку херувимов. Она не стремилась упоминать его имя, но и не избегала этого и, казалось, интересовалась текущими делами семьи почти так же, как и всегда. Мысли же ее терзали вопросы о причинах странного поведения Эдварда, о ее собственной к нему приязни, о странной галлюцинации (если ее можно было так назвать), которая продолжала ее преследовать. Но все свои переживания она держала при себе и ни разу не произнесла о них ни слова; если таким путем она и не смягчила свое горе, то хотя бы не дала ему повода приумножиться и избавила мать с сестрой от лишнего беспокойства за нее.

Не запираясь от родных, не покидая дом, чтобы избегнуть общества, не предаваясь тяжким раздумьям бессонными ночами, Элинор каждый день выкраивала время подумать об Эдварде и представить себе его поведение в различном свете — то с нежностью, то с жалостью, то с одобрением, осуждением или сомнением.

Однажды утром от подобных размышлений в одиночестве ее отвлекло прибытие гостей. Подняв глаза на скрип деревянных ступеней крыльца, она увидела, что к двери приближается большая компания. Там были сэр Джон и леди Мидлтон, а также миссис Дженнингс, но еще двое, джентльмен и дама, были ей незнакомы. Она сидела у окна, и стоило сэру Джону ее заметить, как он оставил своих спутников вежливо стучать в дверь, а сам подошел к ней и, изящно опершись на трость, вынудил ее вступить с ним в разговор через окно.

— Ну вот, — сообщил он. — Мы привели вам незнакомцев. Как они вам нравятся?

— Ш-ш, они услышат.

— Ничего страшного. Это всего лишь Палмеры. Шарлотта, скажу я вам, очень хорошенькая. Отсюда видно, вот посмотрите.

Элинор, которой и без подобных выходок предстояло через минуту с ней встретиться, попросила ее извинить.

— Где Марианна? Спряталась от нас?

— Гуляет по пляжу, насколько мне известно.

— Надеюсь, она ведет себя благоразумно. Когда мы входили в бухту, я заметил, что вода полна слизи. Вполне возможно, это означает, что Морской Клык где-то рядом.

— Простите, что?

Но к ним уже присоединилась миссис Дженнингс, которой до того не терпелось рассказать свои новости, что она не дождалась, пока ее впустят в дом, и подошла к окну, рассыпаясь в громогласных приветствиях:

— Как поживаете, душенька? Как поживает миссис Дэшвуд? Где ваши сестрицы? Как?! Совсем одна! Как хорошо, что теперь есть кому с вами посидеть. Я привела к вам свою дочь и ее мужа. Подумать только, как неожиданно они приехали! Вчера вечером, когда мы пили чай в саду, мне показалось, будто я слышу, что подплывает не то каноэ, не то клипер, но мне и в голову не пришло, что это они! Я подумала, наверное, это полковник Брендон вернулся, и сказала сэру Джону: кажется, к причалу привязывают каноэ, наверное, это полковник Брендон вернулся…

Элинор была вынуждена оставить ее, не дождавшись конца словесного потока, чтобы принять остальных гостей. Леди Мидлтон всех представила, тут спустились и миссис Дэшвуд с Маргарет, все сели и принялись друг друга рассматривать.

Миссис Палмер приходилась леди Мидлтон младшей сестрой, ее тоже похитили сэр Джон и его отряд, угрожая мачете; невысокая и полненькая, она стала трофеем мистера Палмера, правой руки сэра Джона в те времена. Моложе леди Мидлтон на несколько лет, она ничем не походила на сестру — у нее было очень миловидное лицо и неизменно прекрасное настроение. В ней не было ни капли холодной ярости, переполнявшей леди Мидлтон, и, глядя на нее, никогда нельзя было подумать, что при первом же удобном случае она перережет глотки всем окружающим и бежит на родину (тогда как сестра ее порой производила именно такое впечатление). Вошла миссис Палмер с улыбкой, и за все время, что она провела у Дэшвудов, эта улыбка уступала место лишь смеху. Муж ее выглядел человеком суровым, более утонченным и степенным, чем жена, но менее склонным доставлять радость и радоваться. Облаченный в охотничьи сапоги и потрепанную охотничью шапку — атрибуты бывшего искателя приключений, он с самоуверенным видом ступил в гостиную, молча поклонился дамам, быстро оглядел их и обстановку дома, взял со стола газету и не отрывался от нее до конца визита.