Бетховен - читать онлайн книгу. Автор: Лариса Кириллина cтр.№ 14

Шнейдер недолго продержался на кафедре. Уже в 1791 году его уволили из университета, и он был вынужден покинуть Бонн. Но изгнали профессора Шнейдера совсем не за вольнолюбивые стихи, а за публикацию, казалось бы, рутинного пособия по катехизису для гимназистов. Церковные власти во главе с папским нунцием усмотрели в этой книжке зловредное влияние протестантизма или же воспользовались ею как предлогом для расправы с «отщепенцем». Курфюрст Макс Франц пытался смягчить конфликт, запретив распространение учебника, но не трогая самого Шнейдера, но мятежный профессор громко настаивал на своей правоте, и князю пришлось уволить его, выплатив, однако, приличную сумму на дорогу.

Дальнейшая судьба Шнейдера напоминала остросюжетный роман с трагической развязкой. Из Бонна изгнанник подался в приграничный Страсбург, где, после прихода туда французов, решительно встал на сторону новой власти, сделавшись председателем якобинского клуба и участвуя в деятельности революционного трибунала в качестве обвинителя. Подсчитано, что с его «подачи» было вынесено не менее тридцати смертных приговоров. С церковной карьерой также было покончено; гражданин Шнейдер сложил с себя духовный сан, вступив в брак с местной горожанкой. Но спустя всего несколько часов после свадьбы счастливый новобрачный был по доносу арестован и препровождён для суда в Париж, где его через некоторое время казнили на гильотине в 1794 году. Воистину, «революция пожирает своих детей» — в том числе и приёмных…

Судьбы этих незаурядных людей имеют некоторое отношение к жизни Бетховена. Не только потому, что он общался в Бонне и с Дерезером, и со Шнейдером, но и потому, что сами факты наводят на мысль о том, не был ли юный музыкант интуитивно мудрее профессоров философии и красноречия, когда в 1792 году, встав перед решающим выбором в своей жизни, предпочёл не связывать своё будущее ни с какими революционными соблазнами, а заниматься тем, к чему считал себя призванным.

Вопрос об отношении Бетховена к Великой французской революции всегда был ключевым для биографов композитора. В России и во Франции ещё в XIX веке сложилась традиция воспринимать Бетховена как прямого выразителя идей революции в музыке и чуть ли не как революционера в его житейских делах и поступках. Взлохмаченный суровый гений, плебей по рождению и по взглядам, готовый крепко приложить любого попавшегося под руку аристократа и шокировать салонных дам громогласными импровизациями на тему «Марсельезы»…

Таков собирательный образ Бетховена-революционера в массовом сознании, воспитанном на книгах Ромена Роллана и популярной литературе советского времени.

Но в реальности всё обстояло гораздо сложнее.

Новый, 1790 год начинался тревожно. События в соседней Франции разворачивались стремительно. Уже через несколько месяцев после падения Бастилии стало ясно, что революция — это не только череда народных гуляний с песнями и плясками, а нечто куда более страшное и неуправляемое. Впрочем, до поры до времени французские дела Германии и Австрии напрямую не касались. Король Людовик XVI и королева Мария Антуанетта пока ещё сохраняли свои титулы (а об угрозе их жизни речь вообще не шла). Восстание роялистов в Вандее, якобинский террор и наплыв в Германию беженцев, в том числе изгнанников королевских кровей, также были впереди. Однако обстановка внутри самой Священной Римской империи ухудшалась с каждым месяцем.

Война против Турции, в которую Австрия вступила, следуя союзническим обязательствам перед Россией, обернулась для императора Иосифа военной, политической, финансовой и моральной катастрофой. Никто из его подданных воевать не хотел, полагая, что коварная царица Екатерина попросту обманула Иосифа, заставив отвлечь на себя главные силы турецкой армии, дабы поскорее завладеть причерноморскими землями. Султан не нападал на Австрию и не давал никаких поводов к разворачиванию военных действий на Балканах. И если бы эти действия шли успешно!.. Но ведь австрийцы гораздо чаще терпели поражения, чем одерживали победы. Войной были недовольны все: и аристократы, вынужденные, по примеру императора, участвовать в ней лично или опосредованно; и коммерсанты, терпевшие большие убытки из-за денежных вливаний в армию; и простой народ, на которого падала вся тяжесть рекрутчины и прочих повинностей, включая снабжение войск скотом и продовольствием. Император Иосиф быстро терял остатки популярности даже у тех, кто его всегда поддерживал: среди крестьян, ремесленников, образованных представителей третьего сословия. Всем стало плохо. Доходы резко упали, жизнь утратила предсказуемость, — а главное, почти улетучились надежды на то, что положение вскоре исправится.

В Бонне тревоги и тяготы военного времени пока не ощущались так остро, как в Вене и в некоторых других частях империи. Всё шло своим чередом: церковные службы, приёмы у курфюрста, репетиции и спектакли в театре, дружеские встречи любителей чтения, студенческо-профессорские пирушки в кабачке Кохов, балы и концерты в ратуше…

Весть о смерти Иосифа II резко всколыхнула Бонн, хотя о безнадёжном состоянии здоровья императора говорили уже с начала зимы. Иосиф знал, что умирает, и видел, что венский двор с нетерпением ждёт его ухода, мечтая приблизить неизбежную смену власти, чтобы наконец-то покончить с ненавистными реформами. Самые трезвые головы понимали, что перевести назад часы истории уже не удастся, — нельзя даже помыслить о том, чтобы восстановить крепостное право и многие феодальные привилегии или отменить патент о веротерпимости, — но от этого понимания ненависть к Иосифу становилась лишь яростнее и ядовитее. Даже покоя, положенного умирающему, император оказался лишён. До самых последних дней и часов от него требовали подписать то одну, то другую бумагу — и он покорно подписывал, отрекаясь почти от всего, что считал главными свершениями своей жизни и своего десятилетнего единоличного царствования… Иосиф сам сочинил себе эпитафию: «Здесь лежит государь, намерения коего были чисты, но ему не суждено было увидеть успеха ни одного из своих начинаний».

Смерть положила конец физическим и душевным страданиям императора Иосифа 19 февраля 1790 года. А 24 февраля весть об этом достигла Бонна — резиденции его младшего брата Макса Франца.

Помимо государственных и церковных траурных почестей, Общество любителей чтения решило воздать покойному должное на своём торжественном собрании, назначенном на 19 марта — день именин Иосифа II. Собрание намеревался посетить сам Макс Франц. Длинную речь об императоре-реформаторе готовился произнести профессор Евлогий Шнейдер. А музыку кантаты, которая должна была прозвучать сразу вслед за речью, заказали девятнадцатилетнему Бетховену. Текст написал его сверстник, двадцатилетний Северин Авердонк, племянник Шнейдера; стихи вышли ходульными и беспомощными.

У Бетховена оставалось очень мало времени, ведь требовалось не просто написать партитуру, но и расписать партии для исполнителей, выучить, отрепетировать… Он успел, причём постарался превзойти самого себя, создав мощное и монументальное произведение, достойное величия дел покойного императора. Но кантата, представленная Обществу любителей чтения за пару дней до торжественного собрания, была признана «неподходящей для исполнения в силу многих причин» — так было записано в протоколе от 17 марта 1790 года. И причины эти заключались прежде всего в масштабности и сложности произведения, резко выходившего за рамки обычной «музыки на случай».