Пляска смерти. Воспоминания унтерштурмфюрера СС. 1941-1945 - читать онлайн книгу. Автор: Эрих Керн cтр.№ 43

Наступали вечерние сумерки. Мы залегли на склоне пологого холма, откуда утром должны были подняться в атаку и выйти на скованную крепким морозом заснеженную равнину. Дул пронизывавший до костей холодный ветер. Внезапно часовые заметили человека, с трудом бредущего сквозь снежные заносы.

– Не стрелять! – крикнул унтер-офицер. – Пусть подойдет поближе.

В этот момент со стороны неприятеля прогремело несколько выстрелов и человек упал, раненный или убитый. Вскоре три солдата отправились на его поиски, но быстро вернулись. Хотя и тяжело раненный, незнакомец продолжал самостоятельно тащиться к нам. Осмотревший его фельдшер лишь с сожалением покачал головой: три пули в живот.

Позднее, лежа в нашем блиндаже с перевязанными на скорую руку ранами, перебежчик отмахнулся от наших сочувственных слов.

– Ничего, – проговорил он, будто самому себе. – Лучше так, чем иначе.

– Украинец? – спросил я, зажигая сигарету и просовывая ему между губами.

Перебежчик отрицательно покачал головой. Он оказался рабочим с Урала, когда-то поверившим в сказку о «свободе, равенстве и братстве». Но это было очень и очень давно.

– Но с какой стати вы готовы умереть, защищая эту систему? – спросил я.

– Этого вам никогда не понять, – проговорил умирающий, тяжело дыша. – Красную Армию или, в соответствии с ее полным названием, Рабоче-крестьянскую Красную армию можно сравнить с мухой, запутавшейся в паутине, которой нет ни конца, ни края.

Пока сгущались сумерки, а над равниной поднимались клубы тумана, перебежчик слабым голосом рисовал нам жуткую картину состояния армии трудящихся.

Главным в Красной армии является не командир и даже не начальник штаба, а политический руководитель, или – сокращенно – политрук. В первичном войсковом подразделении эту должность обычно занимает помощник политрука (помполитрук). Ему помогают три так называемых тайных осведомителя, личности которых остаются неизвестными даже командиру взвода. Обо всем этом можно прочитать в официальной инструкции, доступной каждому желающему. Осведомителей подбирает сам помполитрук из числа рядовых солдат; они обязаны сообщать ему о содержании всех разговоров и о поступках своих товарищей, какими бы незначительными их высказывания и действия на первый взгляд ни показались. В Красной армии практически невозможно произнести хотя бы одно слово, которое не достигло бы ушей политрука, работающего на уровне роты. Проработавшего в этой должности достаточно долго могут произвести в старшие политруки. В батальонах, полках, бригадах, дивизиях и армиях подобные функции выполняют соответственно батальонный комиссар, полковой или старший полковой комиссар, бригадный, дивизионный, корпусной комиссары, армейский комиссар 1-го и 2-го ранга. На самой верхней ступени этой иерархической лестницы суперосведомителей, одетых в военную форму и причисленных к офицерскому корпусу, восседает верховный политический комиссар – начальник Политического управления РККА. К нему сходятся все нити обширной и убийственной паутины. От нее не избавиться, не спастись. Каждый красноармеец, каждый простой гражданин абсолютно беспомощен перед лицом этой всеохватывающей сети шпионов и предателей.

– Вам кажется, что вы приобрели друга и изливаете перед ним душу, – продолжал повествование перебежчик. – И он, быть может, действительно сдружился с вами. Но он одновременно может являться и осведомителем. Предположим, он пожалел вас и не доложил куда следует. Но политруку уже известно от другого осведомителя, что вы оба долго беседовали. И вашего друга начинают допрашивать. В конце концов тот не выдерживает и раскрывает содержание вашего задушевного разговора. А это конец. Следующим утром вас ликвидируют.

Издалека донесся звук одиночного выстрела.

– Возможно, это стрелял часовой, – прошептал раненый. – Но быть может, поставил точку пистолет политрука. Постоянно, днем и ночью, словно под увеличительным стеклом, что бы вы ни делали, все просматривается и прослушивается. И вы еще спрашиваете, почему солдаты Красной армии с такой готовностью умирают ради своих палачей? Паутина цепко держит всех нас – от полководца до рядового – с первых минут казарменной жизни и до последнего мгновения, когда нас сбрасывают в братскую могилу.

Над нашими головами с воем пронесся снаряд, где-то выстрелила противотанковая пушка. Умирающий затих. Но прежде чем покинуть навсегда этот мир, он вновь открыл глаза и прошептал:

– Разорвите… разорвите эту паутину… вы, немцы…

Вдалеке, у рощи, красноармейцы с криком «ура!» перешли в атаку, защищая интересы своих большевистских хозяев. Но перебежчик уже ничего не слышал.

Немного позднее, когда я находился в Кировоградской области, мне было приказано отправиться в столицу Хорватии и продолжить военную службу в составе III танкового корпуса СС, формировавшегося здесь преимущественно из германоязычных добровольцев, выходцев из Голландии, Фландрии, Дании и Норвегии. Командовать новым корпусом предстояло Феликсу Штайнеру, одному из лучших генералов ваффен СС.

Меня и обрадовала, и огорчила необходимость оставить Восточный фронт. Мы часто завидовали нашим парням, воевавшим в Италии и Франции и имевшим возможность веселиться в тавернах Биаррица (курорт на юго-западе Франции) и острова Капри (неподалеку от Неаполя, Италия), в то время как нам приходилось ежедневно и ежечасно увертываться от смерти в бескрайних степях России. И тем не менее я не мог избавиться от некоторого чувства грусти и печали. Есть что-то завораживающее в бесконечно меняющемся русском ландшафте. Он в одно и то же время и отталкивает и очаровывает, тяготит и заставляет по нему тосковать. Даже теперь, после стольких лет невообразимых ужасов и страданий, едва ли найдется бывший солдат, воевавший на Восточном фронте, который не испытывал бы ностальгии по бесконечным просторам России и по широким российским натурам.

Мое пребывание в Хорватии было, к счастью, недолгим. Я говорю «к счастью», потому что и здесь наше руководство повторяло те же ошибки, которые совершались повсюду на оккупированных нами территориях.

Но пришел приказ, и мы, покинув плодородные земли Хорватии, отправились далеко на север. Выгрузившись из эшелона, остаток пути мы проделали на грузовиках и в конце концов прибыли на так называемый Нарвский плацдарм, включавший в себя узкую полоску земли протяженностью не более километра (6 километров по фронту и 3 километра в глубину. – Ред.) на восточном берегу глубоководной реки (с Ивангородом. – Ред.). Нарва находится на западном берегу, а на восточном к небу поднимались столбы черного дыма и языки пламени – результат прямого попадания наших снарядов в русское нефтехранилище. Но в самой Нарве все было спокойно. По всему фронту царило зловещее затишье, давившее на психику и готовое, как мы чувствовали, взорваться в любую минуту.

Вскоре нам стали попадаться по дороге предупредительные надписи: «Дорога просматривается», «Осторожно. Дорога просматривается». Вереница повозок, влекомых низкорослыми мохнатыми лошадьми, невозмутимо следовала по опасному участку дороги. Внезапно по обе стороны от нас стали падать снаряды, к счастью, все обошлось, никто не пострадал. Но вот показались первые дома Нарвы, мы выехали на мощеную дорогу.