Антуан Де Сент-Экзюпери. Небесная птица с земной судьбой - читать онлайн книгу. Автор: Куртис Кейт cтр.№ 59

Как позже заметил Жорж Мунин, эти три любопытных существительных точно так же могли быть применимы к молодому Рембо, внезапно повернувшемуся спиной к поэзии и покинувшему Европу, переполнявшую его отчаянием.

Если Бернис – «бедный ребенок», то именно потому, что его богатство – тот материал, из которого рождены его мечты, и если он – чародей, то потому, что сумел исчезнуть из мира, который угрожал задушить его. Мир его юности – это и мир юности самого рассказчика, разделившего его с ним… и Женевьевы. Ей было пятнадцать, когда Бернису еще только исполнилось тринадцать. Печальная, таинственная улыбка на ее губах… Богиня из сказки, королева ночи… Но мальчишки, с жестоким любопытством, свойственным юности, не могли ждать, пока раскроется ее тайна… жаждали знать (как говорит рассказчик), «можно ли заставить тебя страдать, сжать тебя в своих руках до удушья, ведь мы чувствовали в тебе нечто человеческое, присущее всем, и хотели вытащить это на свет. Нежность, страдание мы желали увидеть в твоих глазах. И Бернис сжал тебя в своих объятиях, и ты вспыхнула. И Бернис прижимал тебя все крепче, и в твоих глазах сверкнули слезы, но губы не зажглись. И Бернис сказал мне, что те слезы появились из внезапно заполненного сердца, более драгоценные, чем алмазы, и что он, который испил их, будет жить вечно. Он также сказал мне, что ты жила в своем теле, подобно фее в подводном царстве, и что он знал тысячу заклинаний, чтобы вызвать тебя из глубин, самое верное из которых заставит тебя плакать…».

Но затаившая дыхание фея, подобно птице, улетела, годы прошли, Бернис и его друг убежали и стали летчиками, а Женевьева – больше не королева ночи и вышла замуж за напыщенное и бесчувственное животное, делового человека по имени Эрлен. У них рождается ребенок, но заболевает, его рвет кровью, и в конце концов, несмотря на все усилия докторов и сиделок, он умирает. Почти потеряв рассудок от горя и грязных упреков мужа, Женевьева бежит из их парижской квартиры и прямо посреди ночи стучит в дверь своего друга Берниса.

«Жак, Жак, – плачет она, – забери меня отсюда».

В Кап-Джуби, где он получал письма от своего друга Берниса, рассказчик осторожно предупреждает: «Я много думал по поводу твоих писем и твоей плененной принцессы. Вчера, бродя по берегу, такому голому и такому пустынному, вечно омываемому морем, я думал, что мы похожи на нее. Я действительно не знаю, существуем ли мы. Часто по вечерам, в полусвете трагических закатов, ты видел, как испанский форт тонет в пылающем песке. Но отражение таинственной лазури создано не из того же материала, что форт. И все же это твое царство. Не очень реальное, немного сомнительное… Но отпусти Женевьеву.

Да… в ее нынешнем состоянии? Я понимаю. Но в жизни драмы редки. В ней так мало дружеских отношений, так мало нежности или любви, чтобы это уничтожать. Несмотря на то что ты рассказал об Эрлене, человек немного значит в этой жизни. Жизнь, я думаю, основана на чем-то еще.

Обычаи, условности, законы, все, в чем ты не чувствуешь никакой потребности, все, от чего ты убежал… это как раз то, что составляет ее структуру. Чтобы существовать, нужно иметь хоть одну реальность, которая длится вечность. Но абсурдную или несправедливую, все это всего лишь слова. И Женевьева, увезенная тобой, больше не будет Женевьевой.

И потом, знает ли она сама, что ей нужно? Та привычка к благосостоянию, о которой она и не подозревает. Деньги, которые позволяют ей покорять вещи, внешнее волнение (а ее жизнь – внутренняя), но благосостояние… именно оно делает вещи постоянными. Это – невидимый подземный поток, в течение столетия кормивший стены дома, чьи-то воспоминания, чью-то душу. И ты собираешься освободить ее жизнь, как кто-то освобождает квартиру от тысячи предметов, присутствие которых никто не замечает, но из которых она состоит».

Так и случилось. Бернис забирает Женевьеву, они убегают в никуда, и это оборачивается бедой. Они уезжают из города на автомобиле, она заболевает, они едут от одной гостиницы до другой в отчаянном поиске ночлега. Следующим утром, после ночи, столь же мрачной и печальной и бессмысленной, как вахта, он везет ее обратно в Париж, с грустной решительностью освободить пленницу, не имевшую сил бежать.

В воздухе все спокойно и недвижимо, радиосвязь прервана шумным вмешательством с Канар (это – один из лучших моментов в книге), но Бернис, который, как кажется, в какой-то миг будет проглочен ночью после взлета из Агадира, благополучно садится в Джуби двумя часами позже. Во время краткой остановки он сообщает друзьям конец своего приключения. На пути назад в Тулузу он остановился, чтобы увидеть ее еще раз – в том «царстве легенды, спящей в глубине вод». Бернису показалось, будто он за один час прожил целое столетие. Дом стоял по-кладбищенски тих, темная прихожая, никто не ожидает его. Он слышит приглушенные взволнованные голоса. Что-то не так. Женевьева больна. Он пробирается в ее комнату и в тусклом полумраке угасающего дня видит, как она зашевелилась, пристально смотрит на него, говорит «Жак».

Она цеплялась за его рукав, словно утопающая, пытаясь удержать не присутствие, не поддержку, а образ. Она смотрит на него. И тут медленно различает в нем незнакомца. Она больше не знает этих морщин, этого взгляда. Она хватает его пальцы, силясь позвать его, но он не может ей помочь. Он – не тот друг, образ которого она носит в себе самой. Уже утомленная его присутствием, она отталкивает его и отворачивается.

Бернис, не сказав ни слова, выбирается из комнаты, погружающейся в темноту, оставляет притихший дом так же бесшумно, как вошел в него, скользит сквозь деревья и перепрыгивает через садовую ограду. «Видишь ли, – позже объясняет он своему другу, пока механик заправляет горючим его «бреге» у маленького ангара в Джуби, – я попытался втянуть Женевьеву в мой собственный мир. Все, что бы я ни показал ей, оборачивалось унылым и серым. Первая ночь имела невероятную глубину. Мне пришлось вернуть ее назад в ее дом, в ее жизнь, в ее душу. Вернуть один за другим все тополя на шоссе. И чем ближе мы приближались к Парижу, тем меньше становилось расстояние между миром и нами. Как если бы я хотел утянуть ее вниз, в морскую пучину».

С этими словами Бернис поднимается назад в кабину и взлетает по направлению к Дакару. Он садится на Сиснерос, затем берет курс на Порт-Этьенн, но исчезает, не долетев до Сен-Луи-дю-Сенегаль. Впоследствии находят обломки его самолета, подбитого марокканцами, недалеко от небольшого форта Нуакшот в Сахаре, там, где (читатель не узнает об этом) автор провел когда-то свою первую колдовскую ночь под холодными звездами пустыни.

Рецензируя книгу, Эдмон Жалу жаловался на прискорбный мрак в описании сложных отношений Берниса с Женевьевой. «Все это остается слишком литературным и поверхностным. Нельзя объяснить эти психологические капризы с тополями. Каким бы лирическим ни было настроение, нужно стремиться оставаться трезвым и ясным в некоторых описаниях, и мы предпочли бы нечто более простое после окончательного расставания Берниса и Женевьевы».

Критика была принята хорошо, и самое явное доказательство этого – то, что в своей следующей книге Сент-Экзюпери стал осторожнее. Правда, надо уточнить: в ней отсутствует подобная тема. Роман «Южный почтовый» звучит со своего рода восторгом весенней поры, имеющим обаяние юности. Как в этом отрывке, который Жорж Мунин позже выделял в качестве хорошего примера его «внешнего сюрреализма»: «Танжер – поселение, мало чем напоминающее город, было моим первым завоеванием. Это было, видите ли, мое первое похищение. Да, сначала вертикально, а уж потом вдаль. Тогда, во время снижения, это буйство красок лугов, растений и зданий. При дневном свете я видел утонувший в зелени город, согретый дыханием жизни. И внезапно, в пяти сотнях метров от поля, изумительное открытие – араб с мотыгой ковыряется в земле. Я приравнял его к себе, я сделал его равным мне человеком, кто был действительно и по справедливости моей добычей, моим созданием, игрой моего воображения. Я захватил заложника, и Африка стала моей.