Анти-Ахматова - читать онлайн книгу. Автор: Тамара Катаева cтр.№ 193

Я поехал к Анне Андреевне в Комарово. Она повторяла (с видимым удовольствием) фразу, недавно ею сказанную, очевидно, по собственному поводу: «Поэт — человек, у которого никто не может ничего отнять и потому никто ничего не может дать».

Вяч. Вс. ИВАНОВ. Беседы с Анной Ахматовой. Стр. 493

В ее возрасте можно было бы прийти и к более обобщающему выводу. Толстой не назвал свою работу: «Сколько писателю земли надо?»

Анна Андреевна гневно отмечает, что великие писатели женятся на нехороших женщинах и что Зинаида Николаевна Пастернак играет в карты. Сама Ахматова считает своей семьей литературный дом писателя Ардова, где время проводится значительно культурнее.

Но чаще всего мой отец вспоминал еще один анекдот. Году этак в 1909 кто-то из сыновей Льва Толстого прибыл в Ясную Поляну. <…> молодой граф отправился в гости к своему приятелю — помещику, который жил неподалеку. Вернулся он под самое утро — его привезли в пролетке к воротам яснополянской усадьбы. По причине сильнейшего опьянения идти граф не мог и двинулся к дому на карачках. В этот момент навстречу ему вышел Лев Николаевич, он, по обыкновению, собственноручно выносил ведро из своей спальни. (В этом, наверное, и есть основная соль «анекдота», это ведь есть доказательство низости Толстого.) Увидевши человека, который приближается к дому на четвереньках, Толстой воскликнул: «Что это такое?!». Молодой граф поднял голову, взглянул на фигуру отца и отвечал: «Это — одно из ваших произведений. (И добавил — нет, на самом деле в этом, в этом, конечно же, соль-то) Быть может, лучшее».

Михаил АРДОВ. Монография о графомане. Стр. 332

…Ахматова и Михаила Ардова учила «верить в Бога и любить Россию». Он верит и любит, как может, и в семьдесят лет, священник с двадцатипятилетним стажем, пишет свои воспоминания: «Вы видели мое «Рено»?» — «Не видел ни хрено». Разговоры о Толстом записывает часто.

Зная, что Анна Андреевна не гнушалась выдумывать сама истории про Толстого — было же у нее «опровержение» воспоминаний Бориса Пастернака о том, как в детстве он видел Толстого — все, мол, было совсем не так, — невольно задумаешься: уж не Анна ли Андреевна и этот анекдотец сочинила в свободное от художественного творчества время.

Придешь к ней, сядешь. Закуришь, а Анна Андреевна с лицом таинственным и значительным вынимает из сумки листок. Протягивает. Листок оказывается либо письмом читателя, недавно открывшего для себя Ахматову и свежо этому удивившегося, либо бумагой с грифом какого-нибудь института, где некто занялся изучением творчества Ахматовой, и просит добавочных сведений. Иногда из сумки извлекалась газетная вырезка или страница журнала <…> прочитав, следовало что-то говорить. А лучше восклицать. Хвалить читателя за чуткость. Об институте говорить: «Давно пора!»…

Наталья ИЛЬИНА. Анна Ахматова, какой я ее видела. Стр. 591

Не мог я не припомнить милого рассказа моей матери, старинной, убежденной москвички, о том, как Толстой идет где-то по одному из московских переулков зимним погожим вечером и как все идущие навстречу снимают перед ним шляпы и шапки, в знак добровольного преклонения.

Александр Куприн. ЖИВОЙ ТОЛСТОЙ. Стр. 543

Гордыня доводила ее иногда до капризов, проявлений несправедливости, почти жестокости. Я не был свидетелем таких эксцессов — Анна Андреевна даже несогласие со мною выражала очень мягко — но и я вполне отчетливо ощущал полускрытое шевеление в ней этой гордыни. Самоутверждение принимало у нее подчас наивные формы. Как-то, предлагая мне прочитать письмо к ней какого-то поклонника из Франции, она обратила мое внимание на фразу, в которой она названа grand poetʼoм. И, несмотря на то, что таких писем приходило к ней немало, она, читая их, не скрывала удовольствия и показывала их своим посетителям.

Да, она ловила знаки признания и почета.

Д. МАКСИМОВ. Об Анне Ахматовой, какой помню. Стр. 120

Греховен человек, слаб, горд. Только все по-разному. Вот — гордость «мусорного старика»:

Изволите ли вы видеть, граф Лев Николаевич не может простить господу Иисусу Христу, что он раньше него пришел на землю со своим учением.

А. ХОДНЕВ. Мои встречи с Л. Н. Толстым. Стр. 230

Толстой ревновал даже не к Копернику.

Назвав ее последние годы царствованием, сразу оговорюсь, что даю фору Ахматовой. Все-таки ее царствование не было безоговорочным, и царицею ее признавали далеко не все — разве что большие поклонницы «Сероглазого короля» и «А, ты думал, я тоже такая», женщины «трудной судьбы», а также те, кому было недосуг прочитать «Мужество» и разобраться, насколько велики эти стихи, ну еще и те, кто на веру принимал, что она была дважды вдова и очень сильно горевала по угнетенному сыну, то есть была героична и за это достойна почитания.

Достаточно красноречив факт, что в пятидесятые годы о ней не помнили, не знали, жива ли она или нет, ни Иосиф Бродский, ни Исайя Берлин, ни Твардовский, ни молодая редакторша из Гослитиздата: культурные и образованные люди, живущие литературными интересами.

Думаю, что тогда не существовало в Советском Союзе человека, который бы не знал, жив или нет Борис Пастернак. Представьте себе любого из перечисленных и представьте, что он не знает, давно ли умер Пастернак, или еще жив.

В общем, Ахматова царила среди тех, кто хотел иметь царицу. Но конец ее царствования все равно был отвратителен.

Когда юная дама — нервная, деспотичная, тщеславная — стареет, еще более тяжкими делаются ее тяжелые черты. Утрируются все — положительные тоже, но мало кому это добавляет света в личность — ведь положительные черты характера положительны не сами по себе, — а только вместе с силой живого человека. От старческой немощной доброты мало кому радостно — от черной старости тяжело вдвойне. У Ахматовой был особый (довольно особый — изобрести что-либо принципиально новое трудно) путь. У нее была дьявольская злоба — но была и ведьминская витальность. За это люди — те, кто не мог жить, не поклоняясь, не принося себя в жертву, то есть люди совершенно определенного склада — к ней и тянулись.

Некоторых, более самодостаточных, она забавляла. Этими отношениями, чувствуя силу таких людей, она дорожила и старалась соответствовать. Умела находить их. Написала стихотворение Галине Вишневской, услышав однажды ее пение по радио, — ну вот не могла удержаться, чтобы не написать. Тут и респектабельность вкусов, и любимый властями род искусств, и ведущая солистка. Перед молодыми мужчинами из ленинградского окружения в дело шли другие приемы: педалировалось знакомство с Европой, рассказывалось и о Блоке, и о романах с лордами, и о квартире, в которой было шесть комнат. Здесь улов был велик: попался Бродский. Запишем это на счет простодушия гения.