Мирабо - читать онлайн книгу. Автор: Рене де Кастр cтр.№ 34

Другу людей он написал с достоинством: «Я любил своего сына, сударь, и потерял его. Это несчастье почти сродни моим собственным, но есть конец всякому злу, тот предел, когда оно становится нестерпимо; надо смириться и с терпением дождаться его».

Маркиз де Мирабо не прервал своего молчания.

VII

Своим молчанием Друг людей проявил гордыню; отец не хотел сознаться в своей вине перед сыном, дарования которого втайне признавал. Нарочито их отвергая, он всё же страдал. Смерть маленького Виктора поставила под вопрос продолжение рода Мирабо. Младший брат Габриэля, виконт Бонифаций, растратил силы на женщин и попойки, расплылся, обрюзг — его прозвали Мирабо-Бочкой; кроме того, он желал отправиться добровольцем на войну в Америку.

Следовательно, Друг людей скрывал под внешним безразличием сильную боль. «Я узнал о смерти нашего дитя, — писал он Бальи, — последней надежды нашей фамилии. До сих пор я думал, что унаследовал от матери душу, не восприимчивую к сильным потрясениям. Перенеся всё, я разуверился в своей силе. Бог вывел меня из заблуждения. Я не удержался и молил его, рыдая сильнее, чем за всю свою жизнь, либо осудить меня в тот же час, либо даровать мне новую совесть, которая просветила бы меня о том, за какие прегрешения я заслужил столь беспримерное скопище несчастий».

Это письмо, излияние изолгавшегося ума, указывает на главную заботу маркиза де Мирабо: закоренелый феодал, он думал теперь только о продлении своего рода. Он слишком поздно понял, что для этого требуется сохранить семью его сына. Бальи, часто шутивший по поводу желания старшего брата обзавестись потомками, на этот раз проникся его муками, поэтому он мудро посоветовал: «Не кажется ли тебе, что следует намекнуть Эмили на невозможность жить у тебя, пока она не соединится с мужем?»

Решения в кипучей голове Друга людей порой вызревали долго; к тому же Эмили не собиралась уезжать из Прованса. Выход найти было трудно; для освобождения Мирабо воли его отца было мало; не только Мариньяны могли сказать свое слово, но и Монье и Рюффе могли потребовать исполнения заочного приговора, вынесенного в Понтарлье.

Теперь, когда в семейные дела вмешалось правительство, приходилось снова прибегнуть к помощи министров, чтобы их распутать.

Полгода маркиз де Мирабо всё откладывал; новое происшествие заставило его сделать выбор.

Луиза де Кабри подняла голову в своем Систеронском монастыре, где она пользовалась определенной свободой; с помощью своего любовника Бриансона она составила ужасный памфлет против отца. Вычитанный десятком юристов, этот пасквиль, отпечатанный тиражом в 15 тысяч экземпляров, разошелся в начале 1779 года. Париж вдруг узнал, что известный философ, проповедовавший мир среди людей, держит в тюрьме свою жену, дочь и сына благодаря попустительству властей.

Маркизу де Мирабо, еще могущественному в политическом плане, на время удалось обуздать общественное мнение. Этот инцидент оживил его тревоги: «Ясно, что пока был жив мой внук, я бы твердо настаивал на данном самому себе слове держать его отца под замком, чтобы и след его затерялся». Если же он хочет продлить род Мирабо, пора изменить этот жестокий план и начать переговоры.

Похоже, что проще всего было связаться с узником Венсенского замка и, поманив надеждой на свободу, навязать ему сделку. Написав в тюрьме множество посланий — к королю, к распорядителю его дома, невзрачному Амело, к маршалу-герцогу де Ноайлю (вельможе, находившемуся тогда в большом фаворе), — Оноре Габриэль обратился к другу своей семьи, с которым и сам был всегда на короткой ноге, — экономисту Дюпону де Немуру, соседу по Биньону. Чтобы избежать личных осложнений, Дюпон не откликнулся на эти призывы, зато охотно согласился стать посредником между отцом и сыном.

В этом плане он не церемонился: его первые письма были суровыми отповедями. Следовало найти виновного: если не взвалить всю вину на Мирабо, от него не удастся добиться ни малейшей уступки.

Мирабо ответил в том же духе, так как понял, откуда ветер дует. Очень скоро надежда на свободу смягчила его непримиримость. Через полгода он уже посылал Другу людей и Бальи письма, которые казались ему покаянными. Отец и дядя оставались при своем мнении. Оба не могли забыть об ужасном памфлете, написанном Оноре Габриэлем в поддержку матери; та подала апелляцию на решение суда об отказе в разводе, и это сочинение стало одним из главных документов в судебном разбирательстве.

Можно понять, почему первый тур переговоров занял почти год. Впрочем, намерения маркиза де Мирабо уже тогда были ясны: он желал освободить сына не для того, чтобы оправдать его или отпустить ему грехи, а чтобы он обеспечил продление рода Мирабо, возобновив супружескую жизнь. Для этого узник должен был попросить о возобновлении совместной жизни, предварительно покаявшись перед маркизом де Мариньяном.

Эту часть программы выполнить было сложнее всего. Дюпон де Немур, возможно, ничего бы не добился, если бы новое несчастье в очередной раз не изменило положение дел.

23 мая 1780 года скончалась маленькая Софи Габриэль, дитя госпожи де Монье и Мирабо. Это известие как громом поразило Мирабо; он никогда не видел своей дочери, но оплакивал ее так, словно прожил с ней большую часть своей жизни.

На сей раз о самоубийстве подумала Софи; ужасную весть ей сообщил любовник. «Какое страшное несчастье, любимый мой! Как, нашего дитя больше нет? Я больше никогда ее не увижу! А ты — ты и не видел ее никогда!» — написала она Мирабо, а потом подумала, что ее собственный уход облегчит положение ее любимого. Неизвестно, что ее удержало — возможно, то неизбывное горе, какому предавался Оноре Габриэль.

Мирабо, в целом, известен лишь знаменитой фразой: «Вы, кто не имеет среди нас ни места, ни голоса, ни права говорить, идите к Вашему господину и скажите ему, что мы находимся здесь по воле народа и нас нельзя отсюда удалить иначе, как силой штыков», произнесенной в бытность его депутатом от третьего сословия. Когда у него вырвался этот крик, перевернувший всю его судьбу, он, возможно, думал об ужасных днях, последовавших за смертью его дочери. «Те, кто вас послал», были мучителями, которые, презрев здравый смысл, надели цепи на тридцатилетнего мужчину и не хотели признавать его исключительные дарования.

Горе сделало узника более уступчивым, и переговорщики воспользовались случаем. Уже в апреле 1780 года Дюпон де Немур добился, чтобы Мирабо написал к Эмили. Тот, описав состояние своего здоровья, вызывавшее опасения, заметил: «Мой отец говорит, что моя свобода, а следовательно, моя жизнь зависит только от вас. Таким образом, я нахожусь целиком в вашей власти и во власти вашего отца».

Одновременно Мирабо послал письмо господину де Мариньяну, расписывая свое дурное самочувствие и прося, чтобы оно было принято во внимание: «Взываю к вашей человечности и прошу позволить мне поселиться, под двойными узами королевского приказа и моего слова чести, в какой-нибудь деревне под Парижем, где я мог бы пользоваться услугами врача и совершать физические упражнения, а главное, заниматься верховой ездой, которая считается единственным лекарством от моих болезней, если таковое еще существует».