Я свидетельствую перед миром. История подпольного государства - читать онлайн книгу. Автор: Ян Карский cтр.№ 24

— Ничего. А я могу что-нибудь сделать для тебя, Лили? Чем-нибудь помочь?

Она не ответила. Или даже не услышала. Прежде она во все вникала, теперь же научилась отбрасывать все, что не относилось к тому единственному, что полностью занимало ее чувства.

— Тебе надо побриться, — бесцветным голосом сказала она. — А потом я дам тебе денег.

Я привел себя в порядок и снова зашел в гостиную. Сестра сидела на том же месте, что и накануне, — перед фотографией. При виде меня она встала, подошла к секретеру и достала из ящика три кольца, золотые часы и несколько банкнот. Потом подошла ко мне и вложила все это мне в руку:

— Возьми. Мне это не нужно.

Я опустил деньги, часы и кольца в карман. Хотел поблагодарить, но не смог выговорить ни слова. Сестра пошла к входной двери, я, смущенный и подавленный, — за ней. Она открыла дверь, выглянула на лестницу, чтобы проверить, нет ли там кого-нибудь подозрительного. Я взял ее за плечо и, пристально глядя в лицо, еще раз спросил:

— Я ничем не могу тебе помочь?

Она подняла голову и первый раз за все время посмотрела мне прямо в глаза, да так, что у меня вся душа перевернулась. Потом молча указала на открытую дверь.

Я вышел из дома. Дождь кончился, но небо оставалось серым и хмурым. Народу на улице было очень мало. По противоположной стороне торопливо семенила седая женщина, крепко прижимая к груди пакет. Чуть дальше под аркой сидели девочка и мальчик — оба в лохмотьях, с бледными, старчески-серьезными личиками. Сам не знаю почему, может, чтобы не встречаться взглядом с этими детьми, я повернулся и быстро зашагал в другую сторону — мне было все равно, куда идти.

Через полчаса я остановился на каком-то перекрестке и попытался сориентироваться. Раньше я часто бывал в этом районе, но после бомбардировок с трудом узнавал знакомые места. Где-то тут, совсем рядом, была квартира моего приятеля, которого не призвали в армию по состоянию здоровья. Было, конечно, маловероятно, чтобы после бурных событий последнего времени он все еще жил по старому адресу, но я все-таки решил сходить туда.

Мы дружили уже не первый год, и он был одним из самых близких моих друзей, хоть и младше меня года на три-четыре. Звали его Дзепалтовский ^[35]. Когда мы познакомились, я заканчивал третий курс Львовского университета Яна Казимира, а он готовился к школьным выпускным экзаменам. Я уважал его и восхищался его музыкальным талантом — он изумительно играл на скрипке. Кроме того, в отличие от многих музыкантов, любил и другие виды искусства и хорошо разбирался в них — вот уж кого действительно можно было назвать человеком эпохи Возрождения.

Он был из бедной семьи и своим успехом обязан исключительно собственному неустанному труду, постоянным жертвам и самоограничению. Скрипка была главным в его жизни, предметом страсти и преклонения. Свой талант он считал не какой-то случайной удачей или ценным преимуществом, а божественным даром, требовавшим взамен колоссальных усилий. Он давал уроки менее одаренным ученикам музыкальной школы, где его очень любили. Бывало, я встречал его на улице: он бежал с одного урока на другой и так спешил, что успевал только помахать рукой на ходу или крикнуть «привет!» с подножки трамвая.

Заработанные таким образом деньги он тратил не на легкомысленные забавы, до которых был не охотник, а на уроки музыки и книги, благодаря которым совершенствовался как музыкант и расширял свой культурный кругозор. Такая аскетичность и принципиальность несколько осложняли его отношения с родными, друзьями и учителями. При всей своей природной робости и скромности, заставлявшей его сторониться людей и всяких общественных сборищ, он пылко верил в величайшую важность музыки, а к своей одаренности относился с нередко раздражавшим окружающих благоговением.

Достаточно было кому-то затеять спор о музыке, пошутить или посмеяться над его талантом, как застенчивый Дзепалтовский превращался в тигра и набрасывался на противника с яростью, совершенно несоизмеримой с пустячным поводом. Помню, как-то раз один наш общий знакомый, студент-историк, циничный парень и записной бабник, стал доказывать, что страсть Дзепалтовского к скрипке — просто-напросто компенсация его неуверенности в себе, и в частности в своей мужской силе. Для вящего наукообразия это рассуждение было подано под фрейдистским соусом. Дзепалтовский ответил бешеной атакой: осудил образ жизни, который вел его обидчик, и доказал, также опираясь на Фрейда, что все донжуанские подвиги, которыми тот так любил хвастаться, — не что иное, как проявление комплекса мужской неполноценности и полной неспособности поддерживать нормальные, устойчивые отношения со слабым полом. От такого натиска донжуан онемел и стушевался. Он навсегда перестал разговаривать и даже здороваться с Дзепалтовским. Большинство товарищей считали, что Дзепалтовский — неплохой парень, но уж очень категоричный, так что к нему и не подступишься. Я никогда не видел его с девушкой. Верно, душа художника целиком отдавалась Искусству и не опускалась до таких приземленных вещей, как флирт с подружкой.

Нас свел случай. В студенческие годы я с большим удовольствием участвовал в работе просветительских курсов, организованных Товариществом народных школ ^[36] для крестьянской молодежи Львовского воеводства. Цель была очень простая: сократить разрыв в культурном уровне городских и деревенских жителей.

Целых три года я каждое воскресенье ездил в польские и украинские деревни в окрестностях Львова и читал лекции по истории, польской литературе, гигиене и даже о кооперативном движении.

И вот однажды, чтобы сделать эти лекции более привлекательными, организаторы послали вместе со мной ученика музыкальной школы, который должен был, когда я закончу, играть на скрипке в поощрение тем, кто досидел до конца. Новшество имело огромный успех. Дзепалтовский играл отлично. Он исполнял Паганини, Венявского, и сельская молодежь слушала как завороженная. К тому же он был высокий и обаятельный. Когда он стоял на сцене, совершенно поглощенный игрой, его длинные волосы, бледное лицо, темные блестящие глаза производили фурор среди деревенских девушек.

Слушатели вознаградили его овацией, по сравнению с которой аплодисменты, которые обычно получал я, казались до смешного жиденькими. В глубине души я завидовал, но забота об успехе нашей просветительской работы возобладала над обидой, и мы договорились, что будем теперь по возможности ездить вместе. Послушать Дзепалтовского собирались толпы. Наши выступления имели оглушительный успех.