Нортенгерское аббатство - читать онлайн книгу. Автор: Джейн Остин cтр.№ 46

На протяжении вечера он относился к ней с равной приветливостью. И под ее благотворным действием, настроение Кэтрин мало-помалу улучшилось и она начала успокаиваться. Она не могла себя простить или забыть о случившемся, — единственное, о чем она мечтала, это чтобы с прошлым было покончено и чтобы память о нем не отняла у нее последнего расположения Генри. Раздумывая о своих беспричинных тревогах и поступках, Кэтрин вскоре достаточно ясно осознала, что все они были порождены намеренным самообманом, что всякий пустяк превращался в ее болезненно настороженном сознании в значительное обстоятельство и что происходило это от определенного направления ее мыслей, из-за которого она еще до приезда в аббатство жадно предвкушала всякого рода зловещие открытия. Кэтрин припомнила, с какими чувствами она готовилась к знакомству с Нортенгером. И ей стало ясно, что испытанное ею наваждение и вызванная им катастрофа зародились еще задолго до ее отъезда из Бата, целиком под действием увлекших ее там книг.

Как бы хороши ни были сочинения миссис Радклиф и как бы хороши ни были сочинения всех ее подражателей, они едва ли способствовали раскрытию человеческой природы — по крайней мере, в средних английских графствах. Об Альпах и Пиренеях, с присущими им людскими пороками и дремучими сосновыми чащами, они дают, возможно, верное представление. Быть может, Италия, Швейцария и Южная Франция в самом деле изобилуют описываемыми в романах ужасами. Кэтрин не смела подвергнуть сомнению все, что — выходило за пределы родной страны, и была готова ради осторожности исключить из рассмотрения даже ее северные и западные окраины. Но в средней Англии законы и современные обычаи все же создали некую уверенность в безопасном существовании даже для нелюбимых жен. Здесь не допускается убийств, слуги здесь — не рабы, а в аптеке здесь вам не продадут яда или снотворного зелья так же легко, как порошок ревеня. В Альпах и Пиренеях, возможно, отсутствуют смешанные характеры, и тот, кого нельзя назвать ангелом, видимо, обладает душою демона. Но в Англии это не так. И Кэтрин поняла, что характеры и привычки англичан непременно представляют собой сочетание, — правда, в каждом случае особое, — хорошего и дурного. Основываясь на этом, ей не следовало удивляться, если бы даже и в Генри и в Элинор Тилни со временем обнаружились кое-какие маленькие изъяны. Отсюда же вытекало, что ей вовсе не нужно закрывать глаза на некоторые подлинные недостатки их отца, который, будучи свободен от причудившихся ей, к ее вящему стыду, несуществующих пороков, обладал, по зрелом размышлении, не слишком приятным нравом.

Придя к этим выводам и дав себе на будущее зарок во всех своих суждениях и поступках руководствоваться одним только здравым смыслом, она была вынуждена себя простить и стать после этого еще более счастливой, чем прежде. Милосердная рука времени оказала на нее посредством происходивших с ней по ходу следующего дня незаметных перемен свое целительное действие. Этому немало способствовало необычайное великодушие и благородство Генри, который ни малейшим образом даже не намекнул ей о происшедшем. И быстрее, чем ей могло представиться в минуту наивысшего отчаяния, она пришла снова в отличное настроение, улучшавшееся под действием каждого сказанного им слова. Конечно, некоторые темы должны были беспокоить ее до конца жизни, — например, упоминание о сундуке или шкафе. Черного лака она не терпела ни в каком виде. И все же даже она допускала, что случайное напоминание о былых заблуждениях, хоть и несколько неприятное, могло, однако, оказаться небесполезным.

Романтические тревоги вскоре уступили место заботам житейского свойства. Длительное ожидание письма от Изабеллы с каждым днем беспокоило Кэтрин все сильнее. Ей не терпелось узнать о жизни в Бате, о том, кто нынче бывает в Верхних и Нижних залах, а в особенности — насколько удачно получилось у Изабеллы задуманное ею еще при Кэтрин кружево и каковы сейчас ее отношения с Джеймсом Сведения этого рода могли до нее дойти только от Изабеллы. Джеймс не собирался писать ей до своего возвращения в Оксфорд, а от миссис Аллен нельзя было ждать письма до ее прибытия в Фуллертон. Но ведь Изабелла обещала забросать ее письмами. А если она что-нибудь обещает, она ведь не успокаивается, пока этого не сделает! Отсутствие писем казалось совершенно необъяснимым.

Каждое утро на протяжении девяти дней заставляло Кэтрин переживать все большее и большее разочарование. Но на десятое — первым, что ей бросилось в глаза при входе в комнату для завтрака, было письмо в радостно протянутой руке Генри. Она поблагодарила его так горячо, как будто письмо было написано им самим.

— Увы, оно всего лишь от Джеймса! — пробормотала она, рассмотрев почерк, которым был написан адрес.

Она распечатала конверт. Письмо было послано из Оксфорда и содержало следующее:

"Дорогая Кэтрин!

Один Бог знает, как трудно мне об этом писать, но чувство долга заставляет меня сообщить тебе, что между мисс Торп и мною все кончено. Вчера в Бате мы с ней расстались, чтобы не встретиться никогда. Не буду описывать подробности — они только сильнее тебя ранят. Сведения совсем с другой стороны, которые дойдут до тебя достаточно быстро, откроют тебе, кто в этом виноват, и оправдают твоего брата во всем, кроме слишком легкомысленной веры в чью-то ответную привязанность. Слава Богу, глаза мои открылись вовремя! Но удар был тяжелым. После великодушного согласия, полученного от отца… Но довольно об этом. Она сделала меня несчастным навеки! Напиши мне скорее, Кэтрин — ведь ты мой единственный друг. На твою-то любовь я могу полагаться. Надеюсь, ты уже покинешь Нортенгер, когда капитан Тилни объявит о своей помолвке — в противном случае, ты окажешься в неловком положении. Бедняга Торп находится здесь. Я боюсь с ним встретиться — его честное сердце этого не выдержит. Я написал ему и нашему отцу. Больше всего меня огорчает ее двуличие. До последнего дня, когда я пробовал с ней объясниться, она убеждала меня, что привязана ко мне ничуть не меньше, чем прежде, и высмеивала мои опасения. Мне стыдно сознавать, как долго меня обманывали. Но если когда-нибудь мужчина мог верить в любовь женщины, этим мужчиной был я. До сих пор не могу понять, чем она руководствовалась. Чтобы добиться благосклонности Тилни, ей вовсе не нужно было водить меня за нос. В конце концов мы разошлись по обоюдному согласию. Если бы я ее никогда не видел! Такой женщины мне уже больше не встретить. Кэтрин, дорогая, хорошенько подумай, прежде чем решишься кому-нибудь отдать свое сердце!

Твой и т. д.",

Кэтрин не прочла и трех строк, когда ее внезапно изменившееся лицо и краткие восклицания, выражавшие огорченное удивление обнаружили, что она получила печальные вести. Внимательно наблюдавший за ней, пока она читала, Генри ясно понял, что конец письма был столь же безрадостным, как и его начало. Однако приход генерала не позволил ему даже задать ей какой-нибудь вопрос. Они сразу приступили к завтраку. Но у Кэтрин кусок не шел в горло. Слезы стояли в ее глазах, а когда все уселись за стол, — поползли по щекам. Какое-то время письмо было зажато в ее руке, потом она положила его на колени, затем — сунула в карман. Казалось, она перекладывала его бессознательно. К счастью, генерал, занятый какао и газетой, не удосужился обратить на нее внимание. Но для других участников завтрака ее огорчение было достаточно очевидным. Как только она смогла встать, она поспешила к себе в комнату. Но там производилась уборка, и ей пришлось снова спуститься. Надеясь побыть одной, она повернула в гостиную, но туда же зашли Генри и Элинор, горячо обсуждавшие в эту минуту ее состояние. Извинившись, она хотела уйти, но друзья, совершив над ней небольшое насилие, заставили ее остаться, и Элинор очень ласково выразила ей свое сочувствие и готовность оказать хоть какую-то помощь. После этого они оставили ее а одиночестве.