Княгиня Ольга - читать онлайн книгу. Автор: Алексей Карпов cтр.№ 69

В пользу предложенной исследователем атрибуции фресок, помимо общих соображений, свидетельствуют два важных обстоятельства. Во-первых, поразительное сходство первой из названных фресок с упомянутой выше миниатюрой Мадридского списка Хроники Иоанна Скилицы, также изображающей прием княгини Ольги императором. Совпадают расположение и позы практически всех действующих лиц — самого императора, княгини, представляющей ее «зосты» и трех женщин из свиты в белых головных уборах ^[169]. Еще большую доказательную силу имеет обнаруженная исследователем пояснительная надпись над изображением княгини на второй фреске — Еλγα (Эльга); она опять-таки схожа с надписью, имеющейся на миниатюре Скилицы. А значит, на обеих фресках киевского собора, в том числе и на той, которая изображает сцену на константинопольском ипподроме, действительно присутствует княгиня Ольга. Оказывая ей честь — такую же, как и послам других союзных с Империей стран, — император Константин устроил для нее и ее спутников и спутниц красочное и запоминающееся зрелище — состязания колесниц и праздничные шествия цирковых «партий».

Там же, на башне собора, уцелели едва различимые фрагменты еще одной фрески, которая, по предположению исследователя, могла изображать поднесение княгиней даров императору. По всей вероятности, имелась в соборе и другая фреска — центральная — со сценой крещения княгини Ольги, но она не сохранилась. Очевидно, весь этот цикл отвечал основной идее в программе росписей киевского Софийского собора при князе Ярославе Мудром — отражению в них истории приобщения Руси к христианству, важнейшим этапом которой было крещение княгини Ольги. Забегая вперед, скажу, что именно здесь, в алтаре Софийского собора, хранился крест, по преданию, принесенный Ольгой из Царьграда в память о ее крещении и «обновлении» Русской земли, — еще одно, на этот раз вещественное, свидетельство ее царьградского путешествия.

* * *

Наверное, Ольга испытывала смешанные чувства после первой встречи с императором Константином. С одной стороны, ей действительно была оказана «высокая честь», во многих отношениях выходившая за рамки обычного протокола: княгиня сидела в присутствии императора, беседовала с ним, «сколько хотела», была допущена во внутренние покои дворца, вкушала трапезу за одним столом с императором и членами его семьи, наблюдала за устроенными в ее честь конными ристаниями из императорской ложи константинопольского ипподрома. Однако по каким-то вопросам — и, вероятно, очень важным для нее — договориться не удалось. Ольга явно ждала большего от переговоров с царем и едва ли осталась довольна их результатами.

Известно, что император Константин с крайней враждебностью относился к руссам, как, впрочем, и к другим «северным», то есть в его понимании «варварским», племенам. Привычное высокомерие ромеев, чувство непреодолимого превосходства над всеми прочими народами накладывались у него на личные и очень неприятные воспоминания, ибо он конечно же не забыл ужасов нашествия руссов и осады Константинополя летом 941 года. Это его отношение к руссам ярко проявилось в упомянутом выше трактате «Об управлении Империей», где он много рассуждает и о «прирожденной жадности к деньгам и ненасытности, никогда не удовлетворяемой», «северных варваров», готовых на все ради поживы, и о тех мерах, которые надлежит предпринять, дабы не допустить новых нападений руссов на византийские владения. Император боялся руссов и не доверял им. И хотя он умело скрывал это, оказывая почести русской гостье (ибо остро нуждался в военной помощи), княгиня не могла не почувствовать внутреннего нерасположения с его стороны.

Ольга ехала в Царьград прежде всего для того, чтобы добиться ощутимых преимуществ для своей страны, вывести отношения с Империей на новый, более высокий уровень. И очевидно, что она не могла не увидеть явную, лежащую на поверхности причину высокомерно-враждебного отношения к ней византийцев. Причина эта заключалась в ее язычестве и язычестве большинства ее подданных. Но если так, то вопрос о возможности принятия ею крещения действительно должен был возникнуть в ходе переговоров с императором Константином. Причем инициатива крещения исходила от самой княгини — во всяком случае, именно так излагает ход событий русская летопись.

Но это лишь одна сторона дела. Было бы явным упрощением полагать, будто Ольгой на ее пути к христианству двигал один лишь политический расчет, пусть даже и сопряженный с высокими государственными интересами.

Пребывание в Константинополе, столице Ромейской державы и всего православного мира, не могло бесследно пройти для нее. Тем более что пребывание это затянулось, и у княгини оказалось довольно времени для того, чтобы не просто разузнать побольше о византийском православии, но и проникнуться его духом, «испытать добре веру святую», по выражению ее Проложного жития.

Этот город производил неизгладимое впечатление на приезжих из всех стран мира — будь то страны просвещенного запада, мусульманского востока или «варварского» севера. «Когда прибыл я туда и огляделся вокруг, помутился мой рассудок в изумлении от созерцания столь многочисленных чудес», — писал безымянный латинский паломник последней четверти XI века. До этого он побывал во многих других землях, «от пределов западных и до Иерусалима», но здесь, в Константинополе, увидел «то, чего не видывал: бесчисленные облицованные мрамором храмы, внутри золотом расписанные, а снаружи свинцом покрытые, дворцы тоже мраморные, сходным образом свинцом покрытые, изображения четвероногих и пернатых тварей всякого рода, изваянные чудесным и искусным образом из меди и металла, а также театр, который греки называют Ипподромом, и храм Святой Софии, превосходящие в своей поразительности все остальное вместе взятое… Этот благородный город замечательнее всех других городов мира золотом и серебром, мрамором и свинцом, одеждами и шелками…»

Подобные чувства, несомненно, владели и русской княгиней полутора столетиями раньше. Но еще сильнее, чем внешнее великолепие и бросающаяся в глаза роскошь богатейшего из городов мира, приезжих поражала святость, буквально переполнявшая Царствующий город. «…И больше он всей славы мира, — продолжал тот же латинский паломник, — и еще больше прославляют его хранящиеся там драгоценнейшие тела святых, а более всего — святыни, связанные с Господом нашим Иисусом Христом, превосходящие, как полагают, находящиеся во всех других частях земли». И это было воистину так, ибо по числу святынь сравниться с Царьградом не мог ни один из городов, исключая разве что Иерусалим. Но Константинополь и был «вторым Иерусалимом», в который из первого, «ветхого», Иерусалима веками перетекали многочисленные христианские реликвии, а вместе с ними и право именоваться центром вселенной.

Главным храмом Империи была «небесам подобная» Святая София, которую — и мы знаем это точно — во время своего пребывания в Царьграде посетила княгиня Ольга. Созданная императором Юстинианом I еще в VI веке, «Великая церковь» не имела себе равных во всем христианском мире.