Макиавелли - читать онлайн книгу. Автор: Никколо Каппони cтр.№ 5

Не имея противоположных свидетельств, можно предположить, что отец Никколо не интересовался политикой, и, вероятно, беспрекословное подчинение букве закона не позволяло ему пользоваться своими знакомствами. Более того, судя по его дневникам, старший Макиавелли почти не интересовался происходящим вокруг, если оно не касалось его лично. Мы находим упоминание о войне 1478–1479 годов лишь в связи с тем, что он согласился пустить к себе в дом во Флоренции родственницу одного из постояльцев: тот боялся, что женщина попадет в лапы враждебно настроенным солдатам, которые в то время проходили через Сант-Андреа в Перкуссине. Мессер Бернардо, верный своей скаредной натуре, настоял на том, чтобы гостья оплатила питание, а за предоставленный ей ночлег помогла по хозяйству.

Законовед прекрасно понимал, какое место занимает в обществе, и никогда не уступал людям более низкого ранга. Однажды при покупке баранины его обсчитал мясник, и тогда отец Никколо неотступно преследовал его, пока не получил причитавшееся. Как и случай с забеременевшей служанкой, этот эпизод не лишен комизма, хотя у старшего Макиавелли он неизменно вызывал чувство досады, о чем тот писал в дневнике. Можно представить, с каким негодованием он часами простаивал подле мясной лавки, подкарауливая должника, и, чтобы убить время, даже заглянул к ближайшему брадобрею. Когда же мясника удалось выловить, спорщики сошлись в словесном поединке, причем роль импровизированного судьи досталась неграмотному крестьянину, которому в итоге было отказано в праве закупаться в мясной лавке, поскольку он принял сторону сера Бернардо. В конце концов, чтобы вернуть деньги, законоведу пришлось призвать на помощь (за умеренную плату) третейского судью, а когда дело дошло до наличности, старший Макиавелли явил хватку бойцовского пса.

Справедливости ради следует сказать, что мессер Бернардо понес громадные, но неизбежные расходы: собирал приданое дочерям и оплачивал обучение сыновей. Несмотря на скромные доходы, он позаботится о том, чтобы, по крайней мере, его старший отпрыск получил подобающее образование. В своем дневнике он редко упоминал о детях, но в 1476 году записал, что Никколо — которому тогда было семь лет — изучал основы латинской грамматики, сперва под наставничеством некоего «маэстро Маттео», а затем, в том же году, под началом «сера Баттисты ди Филиппо да Поппи». Оба наставника происходили из духовенства. В следующей записи, датированной 1479 годом, сказано, что старший сын изучает счет, а в 1481 году мессер Бернардо пишет, что второй его сын, Тотто, пошел в школу, а Никколо уже переводит с латыни под присмотром сера Паоло Сассо да Ронсильоне.

Все это было сопряжено с немалыми затратами. В частности, учителю математики мессер Бернардо платил 1 большой флорин, то есть чуть менее одного процента от годового дохода. Однако, судя по тому, что позднее Никколо расскажет историку Паоло Джовио, он совершенствовал свои знания латинского во время обучения во флорентийской канцелярии под началом Марчелло Виргилио Адриани, преемника Бартоломо Скалы на посту канцлера Флоренции. Образование сыновей Макиавелли соответствовало обычной практике. Как подчеркивал в своих диалогах «О семье» (I libri della famiglia) гуманист Леон Баттиста Альберти, прежде всего, следует изучать Цицерона, Тита Ливия и Гая Саллюстия Криспа и не ради познаний в римской истории, но «дабы вместе с благородством проникнуться безупречной красноречивостью латыни».

Выходцы из небогатой семьи, Никколо и Тотто учились вместе с другими детьми, так как частные преподаватели были отцу не по карману. Их сестры, Примавера и Маргарита, видимо, не получили столь же достойного образования, хотя из этого отнюдь не следует, что мессер Бернардо был женоненавистником. В богатых семействах мальчики и девочки обучались наравне. Однако главная трудность состояла в том, чтобы найти благовоспитанного преподавателя. Один гуманист сетовал на то, что многие наставники были людьми жестокими и склонными к содомии, и указывал на то, как важно самим родителям стать первыми и главными учителями своим чадам.

Большую часть знаний Никколо почерпнул из домашней библиотеки, ведь его отец был заядлым книгочеем. Он мог похвастаться изданиями Тита Ливия и Амвросия Феодосия Макробия ^[6] и, возможно, другими трактатами, как литературными, так и юридическими. К тому же старший Макиавелли заимствовал у друзей труды Аристотеля, Плиния Младшего, Птолемея, Марка Юстина, Флавио Бьондо, ^[7] не говоря уже о Библии. Его старший сын унаследует отцовскую тягу к знаниям, и еще в молодости Никколо однажды перепишет от руки поэму Лукреция Кара «О природе вещей» (De Rerum Natura). Поистине Макиавелли всегда считал себя, прежде всего, писателем и лишь затем политическим мыслителем. В зрелые годы он объяснял своему сыну Гвидо, как важно изучать музыку и гуманитарные дисциплины, «которым я обязан всем своим скромным благородством». Еще раньше, в сонете, посвященном Джулиано де Медичи и написанном в тюрьме, Никколо называл себя поэтом, а в 1517 году сетовал Луиджи Аламанни на то, что знаменитый рифмоплет Лудовико Ариосто не указал его имени среди поэтов, упомянутых в «Неистовом Орландо» (OrlandoFurioso), «отбросив меня, словно я какой-нибудь болван».

Но несмотря на то, что образованием Никколо был обязан отцу, он презирал его скупость настолько, что в одном из сонетов (написанном еще до 1500 года) осудил сера Бернардо, сказав, что тот покупает «гусей и уток, но не ест», тогда как сын его изнемогает от голода. Кроме того, сумма, потраченная отцом на свадьбу дочери Примаверы в 1483 году, взятой в жены Джованни ди Франческо Верначчи, оказалась гораздо скромнее того, на что раскошеливались другие флорентийцы ради своих чад. Как бы то ни было, все эти мероприятия были для старшего Макиавелли в финансовом отношении весьма обременительными.

Возможно, Никколо недолюбливал страсть старшего Макиавелли к ученым диспутам вместо того, чтобы посвятить себя отысканию способов, как побольше заработать во благо семейства. Похоже, эту черту унаследовали и его потомки. По крайней мере, она время от времени давала о себе знать. В частности, известен один анекдотичный случай, в котором фигурирует каноник по имени Никколо ди Бернардо ди Никколо Макиавелли — внук нашего Никколо. Когда монах Санта-Кроче посетовал на то, что, дескать, некие люди сваливают покойников в фамильный склеп Макиавелли, Никколо с горькой усмешкой ответил: «Сие происходит с нашего дозволения, поскольку отец мой был большим охотником до разговоров, и чем больше народу соберется, тем ему приятней». Услышав такое, бедный монах онемел. Слова Никколо отдают флорентийским цинизмом, особенно если учесть, что непрошеные «гости» при жизни, вероятно, были простолюдинами и образованностью не отличались. Похоже, каноник был весь в деда, обладавшего поразительным умением смущать людей парой-тройкой дерзостей, нередко себе же в ущерб.

Можно сказать, что озлобленность пропитывала Флоренцию, и не только по причине, которую верно обрисовал писатель Джованни Папини, заметив, что флорентийцы радуются чужим несчастьям. Подобное отношение к людям коренится во всеобщей зависти и недоверии. В 1421 году это сформулировал Джино Каппони Старший, изложив в одной из записок сыну Нери целый перечень предостережений: не жалуй никому своего покровительства, если того не требуют обстоятельства; блюди осторожность как в делах с согражданами, так и с иноземцами; невежд, распутников и простолюдинов держи на коротком поводке, а иначе расплачивайся за последствия. Конечно, едва ли подобное мироощущение способствовало гармоничным взаимоотношениям. Так в конце XVIII века великий герцог Тосканы Петер Леопольд Габсбург-Лотарингский с горечью признает, что во Флоренции невозможно ничего добиться, потому что жители вечно заняты дрязгами. К тому же, добавлял он в гневе, флорентийцы попросту не умеют признавать чужую правоту. В будущем подобное отношение к окружающим станет помехой любой политической реформе, которая требовала некоей слаженности и могла (пусть даже теоретически) пойти на благо Флоренции.