По ту сторону - читать онлайн книгу. Автор: Инга Андрианова cтр.№ 52

— Любовь прекрасна даже в отражении.

— Ну, слава Богу! А то я подумал, что ты — ханжа.

— В определенном смысле.

— Никакая ты не ханжа, просто очень совестливая маленькая девочка. За что и страдала не раз.

— Вы заделались моим папочкой?

— Не дерзи! И не смей намекать на мой возраст!

— Кстати, сколько вам лет?

— Настоящий возраст мужчины не в количестве прожитых лет.

— Значит, не скажете…

— Рядом с тобой я не чувствую возраст.

— Вы смущаете меня и словами и взглядами. Мне домой пора, а я тут сижу и слушаю ваши скользкие намеки.

— Ну, не такие уж они и скользкие, вполне даже прозрачные.

— Оно-то и пугает!

Я картинно вытянула руку, и он вложил в нее пухлый конверт.

— Теперь спокойно ешь свою рыбу и не думай ни о чем, думать теперь буду я.

— А я?

— А ты будешь репетировать мое имя.

— Я подумаю.

— Опять ты за свое!

Солидная сумма, лежавшая в конверте, никак не вязалась с привычным лисьим гонораром. Всю неделю мы виделись с Эльфом только в присутствии Лиса, поговорить наедине никак не получалось. Эльф появлялся ненадолго, вел себя сдержанно и деловито, уезжал сразу же после переговоров, и лишь к концу недели мне удалось задать ему скользкий вопрос.

— Все в порядке, — улыбнулся Эльф, — ты эти деньги заработала.

С этими словами он сел в машину и умчался прочь.

Еще неделю Лис шнырял по Москве, вынюхивал склады, копал под источник, а потом вдруг взял да и отчалил восвояси, по привычке забыв расплатиться.

Оставшись снова не у дел, я пролистала объявления и выбрала наилучший вариант. Частные уроки английского были в большой моде, приносили хороший доход, имели ряд неоспоримых плюсов: не нужно было бегать на работу, просиживать там положенные часы, зависеть от начальства и тратить время на дорогу. Освобождалось время для Алисы, для дома, для хозяйства, для себя. Теперь я могла платить матери за то, что она «надрывалась с Алисой, терпела в доме посторонних и день за днем теряла стаж и уважение к себе».

Ученики приезжали ко мне после работы, а к этому времени я успевала закончить все домашние дела. Мы закрывались на кухне, а мать держала оборону наших дверей от Алискиных набегов. Когда заканчивать, решала только мать: она спускала Алису с поводка, и всем урокам приходил конец. Она не слушала моих упреков, ей было наплевать на то, что уроки — единственный для нас источник денег. Она не желала сидеть с внучкой ни минуты сверх оплаченного времени, действовала согласно окладу и цепко держала в руках все нити управления свободой. Шаг за шагом она упрочивала позиции, подминая под себя весь семейный уклад. Алису она методично и цинично настраивала против родителей, мой график жестко контролировала, а Митьку тихо презирала. Митьке тещино настроение было до лампочки — домой он возвращался только утром и тут же валился спать. Добудиться его не представлялось возможным, равно как получить хоть какой-то ответ. В конце концов, я бросила попытки и смирилась с картиной спящего средь бела дня супруга.

Мать в неоплачиваемые часы откровенно маялась от скуки, не зная, куда деть скопившийся потенциал. С утра и до вечера она изобретала новые законы и правила игры. За малейшую дозу свободы мне приходилось выполнять ее требования и условия, отчитываться за отлучки и согласовывать любые планы. По магазинам я теперь ходила не спеша, наслаждаясь редкими минутами покоя, все чаще засиживалась у соседки, подолгу гуляла с Алисой.

Надо ли говорить, как обрадовал меня звонок, которого я уже не ждала:

— Вероника, мне нужен переводчик, — раздался в трубке бодрый голос Эльфа.

— Когда?

— Завтра и на весь день. К нам приехали корейские товарищи, вернее нетоварищи из городу Сеулу. Их английский я решительно не понимаю, так что спасай!

Мать отпустила меня без лишних слов, предчувствуя новый конверт и повод покапризничать.

Корейцы оказались милыми ребятами, эдакими престарелыми хлопцами с моложавой фигурой и убийственной дикцией. Они потешались над собственным английским и радовались всему, что происходит в мире. Их интересовали передовые технологии и местный колорит. Не долго думая, Эльф притащил их в Хамовники и накормил традиционной кухней наших предков. Заглотив по пельменю, корейцы радостно закивали в ответ и принялись перчить все подряд. Из их дальнейших слов я поняла, что разницы между нашими кухнями они больше не ощущают. Душистое перечное облако еще долго терзало ноздри официантов, пока довольные и сытые корейцы наслаждались Щелкунчиком под сводами Большого.

Мы с Эльфом шли вдоль стен монастыря, а сверху густо сыпал снег.

— Ты выглядишь измученной, — нарушил молчание Эльф.

— Быт затягивает.

— Тебя? Не верю.

Не знаю почему, но мне вдруг страшно захотелось рассказать ему обо всем: об уроках английского, об учениках и вечно спящем муже, о скверном воспитании, что получает моя дочь, о монстре, что засел в моем доме и тиранит семью. Эльф слушал молча, не перебивая, а когда я закончила рассказ, он развернулся, сгреб меня в охапку и крепко прижал к себе. Тонкий аромат одеколона окутал меня с ног до головы, и я разревелась в его пушистый мягкий воротник.

С этого дня Эльф стал моим спасением. Он каждый день возил меня по выставкам и театрам, устраивал пешие прогулки по заснеженным дворикам, рассказывал мне о Москве, которой я не знала. Я дивилась несметным сокровищам, что таились в его голове, и слушала, слушала, слушала… Замерзшие, мы ныряли в кафе, где за чашечкой кофе сочиняли вирши и слагали прозу. Спокойно было рядом с ним, тепло: впервые в жизни просто и легко глядела я на мир из-за его спины. Эльф меня не торопил, он получал удовольствие, оттого, что я порхаю вокруг, сбросив тесный кокон. Я понимала: истинная невесомость не может длиться вечно, насупит день, и придется сложить свои крылья, сделать плавный пируэт и опуститься на ладонь, которой я обязана полетом. С каждым днем призрачный люфт, деливший нас надвое, таял как дым. Пробил час, и растаял стыдливый румянец, и робость излилась под жадным взглядом карих глаз. Путь в сумрак был открыт…

Новое ощущение неверности заполнило меня с головы до ног. Я стала избегать расспросов, учиться врать. Мне казалось, что весь мир воззрился на меня с немым укором, что прохожие ухмыляются мне вслед. От всех этих взглядов хотелось спрятаться, исчезнуть навсегда.