По ту сторону - читать онлайн книгу. Автор: Инга Андрианова cтр.№ 129

Но не только страх удерживал меня рядом с Антоном. Мое чувство к мужу напоминало езду по барханам: взлет — и перед тобой залитый солнцем пейзаж, падение — и ты в темной яме с опасным креном и песком во рту. Мой муж умел быть душкой, и в такие дни мир наполнялся перезвоном ландышей, дыханием фиалок, а где-то среди влажной от слез долины поднимался вздох надежды. Я верила, что будущее прекрасно, а беды навсегда остались позади. Но настроение Антона менялось, словно небо в непогоду, и вот уже тоска вперемежку с болью накрывают горизонт, а мне остается лишь верить, что ассенизаторский вектор окажется сильнее, компост переродится в добротное соединение, и произрастет из него дивный сад. Ведь вышло же из нашего союза, космато-крылатого, изысканное творение имя которому Малыш, и осветило оно самые темные закоулки, согрело охладевшие сердца…

Я все чаще открывала конверт, подолгу разглядывала билеты, вертела их в руках, пыталась прочесть меж строк ответ на мучивший меня вопрос. По ночам мне снился Антон: он выкрикивал угрозы, хватал меня за руку, я вырывалась, бежала из последних сил по взлетной полосе вслед за берущим разгон самолетом. Рассказать про билеты не хватало мужества, не хватало его и на бегство. Я и сама не понимала, что держит меня в этой адской дыре, где жизнь человека ценится на вес кошелька, а здоровье ребенка — лишь строчка в его медицинском досье; где политики с лицами гоблинов объясняют народу, почему он должен жить в дерьме, в то время как сами пухнут от нефтедолларов. Мой муж сошел с ума, пытаясь доказать всем вокруг и самому себе, что он вольный самец, умеющий построить жену, что он крут и независим, а главное, что он такой же циничный придурок, как и большинство из мира бизнеса, закисшего в гордыне. Он уподобился дельцам, что тешат комплексы, пиная тех, кто рядом, кто любит, кто верит…

Билеты в очередной раз отправлялись в конверт, а я поднималась с дивана и шла варить Малышу его любимый суп-пюре.

На кухне было тихо, и только голос из телевизора жаловался на трудную жизнь олигархов и беспредел на дорогах. Сверху спустилась Алиса. Была она бледна.

— Ты не заболела? — я прикрыла кастрюлю, выключила конфорку.

— Я звонила дедушке. У него такой грустный голос! Сказал, что плохо себя чувствует.

— Не переживай, я с ним поговорю.

Я набрала номер Кораблевых. На том конце ответили не сразу, голос Олега Петровича звучал устало.

— Митька пьет всю неделю, — пожаловался он, — я вызвал врача.

— Что врач?

— Митьку прокапал, оставил таблетки… Алина с Колей в отпуске, и мне никто не помогает.

— Скажите, что нужно, я все привезу.

— Так хочется ряженки, — вздохнул Олег Петрович.

— Обязательно привезу, и ряженки, и чего-нибудь домашнего. Митька спит?

— Спит целый день.

— Вот и вы ложитесь. Отдыхайте. Я скоро приеду!

Я повесила трубку. На душе было тоскливо. Ехать не хотелось. Еще три года назад Кораблевы поменялись на Дмитровку, чтобы у Митьки была отдельная комната, и теперь дорога к ним лежала через все мыслимые пробки.

В двенадцать спустилась Марго, я налила ей чашку кофе, рассказала про Митьку. Марго решительно вскинула голову.

— Ты права, Николашка, бери продукты, поезжай к старику, а Митьке надавай по шее. И кончай дергаться! Мы с твоей Оленькой справимся и без тебя: всех накормим, все уберем. Кстати, почему Алиска не в школе?

— Ты, Маргоша, совсем отсталый буржуазный элемент, — рассмеялась я, — каникулы у нас, каникулы!

— Забыла! Вот, мать, до чего капитализм проклятый довел! У нас система каникул совершенно иная… Приедешь, расскажу.

Пока я толкалась на Дмитровке, окончательно стемнело, и к дому Кораблевых я подъехала наощупь, плавно перекатываясь через ухабы по раздолбанному в хлам асфальту. На площадке, где ютились «подснежники», мне удалось приткнуться в фарватере залетного грузовика. Ветхое пятиэтажное строение пробуждалось ото сна: жильцы возвращались с работы, один за другим оживали квадратики окон. У Кораблевых было темно. Я вышла из машины, открыла багажник, выгрузила сумки.

— Теперь бы вспомнить код подъезда!

Неожиданно дверь распахнулась и, едва не сбив меня с ног, долговязый тип в помятой куртке, проскакал в темноту двора. Я подставила ногу, сунула сумки в дверной проем и протиснулась следом. У квартиры остановилась, сделала глубокий вдох и только после этого нажала на звонок. Механическая трель нарушила тишину за дверью, и мне вдруг захотелось бросить сумки и сбежать.

Сколько раз я приходила в этот дом, чтобы застать привычную картину: поникший дед, нетрезвый Митька, Люся Николаевна, живущая где-то в другом измерении. Сколько раз приходилось выслушать их жалобы на жизнь и уходить опустошенной.

Последний год Митька не пил. Он неплохо зарабатывал, занимался спортом и демонстрировал готовность к исцелению. Каждую неделю он встречался с Алисой, водил ее в интересные места, помогал осваивать компьютер. Они активно перезванивались, вели переписку, ходили в гости и в театр, стреляли в тире, ездили верхом. На службе Митька слыл серьезным программистом — все признаки подъема из застойной ямы, куда он рухнул под гнетом своих внутренних протестов. Мне даже стало казаться, что Митькина болезнь осталась в прошлом, под обломками нашей совместной эпохи, под руинами нашего трудного брака.

И вот теперь я стою у двери, жму звонок и мечтаю о том, чтобы Митькин запой оказался дурным сном, чтобы дверь мне открыла здоровая и невредимая Люся Николаевна, а с кухни долетел аромат пирожков…

Вот только дверь мне никто не открыл, и пришлось доставать телефон.

— Олег Петрович, — это я! Пожалуйста, откройте!

— Ты где? — прозвучал страшно логичный вопрос.

— У вашей двери.

— Иду, дочка, иду!

За дверью раздались шаги, щелкнул замок, и на меня хлынул мрак из проема.

— Олег Петрович, добрый вечер!

— А, добрый вечер, проходи!

Я шагнула за порог, прислушалась: на кухне дернулся и замер холодильник, в трубе зашумела вода, где-то запел телевизор — картонный домик имени Никиты Хрущева содрогался от собственных внутренних процессов, словно хижина на ветру. По всем каналам шел сериал из жизни его обитателей.

По мрачному узкому коридору я прошла на кухню, и Олег Петрович прошаркал за мной, словно мантру повторяя упреки в Митькин адрес. На кухне было темно, но даже в тусклом свете фонарей я разглядела мусорные кучи, объедки на столе и горы немытой посуды. Олег Петрович включил свет, и от увиденного мне сделалось дурно: комья земли на полу и следы от ботинок, ряды пустых бутылок под окном и вдоль стены, от раковины разливался вязкий смрад. Я распахнула форточку, открыла холодильник, быстрыми движениями рассовала продукты по полкам, скинула мусор в пустые пакеты и тут же поклялась, что вернусь на выходных и уберу этот смердящий катаклизм.