Гордость и гордыня - читать онлайн книгу. Автор: Джейн Остин cтр.№ 42

— Мы беседуем о музыке, сударыня, — сказал он, когда больше уже нельзя было уклоняться от ответа.

— О музыке! В таком случае, прошу, говори громче. Из всех предметов разговора этот мне приятнее всего. И я должна принять участие в вашей беседе, раз вы говорите о музыке. Полагаю, в Англии найдется немного людей, которые упиваются музыкой сильнее, чем я, или обладают от природы столь взыскательным вкусом. Если бы я в свое время училась ей, то превзошла бы все тонкости. Как и Анна, если бы здоровье позволило ей сесть за инструмент. Я убеждена, что она играла бы восхитительно. Дарси, а как играет Джорджиана?

Мистер Дарси похвалил успехи сестры с братской нежностью.

— Я очень рада слышать такой благоприятный отзыв о ее стараниях. Прошу, передай ей от меня, что достичь совершенства она сможет, лишь постоянно упражняясь.

— Уверяю вас, сударыня, — ответил он, — в таком совете нет нужды. Она упражняется каждый день.

— Превосходно. И чем больше, тем лучше. Когда в следующий раз я буду писать ей, непременно укажу, чтобы она ни в коем случае не манкировала. Я часто повторяю молодым девицам, что достигнуть совершенства в музыке можно, лишь постоянно упражняясь. Я несколько раз говорила мисс Беннет, что она никогда не будет играть хорошо, если не будет упражняться больше. И хотя у миссис Коллинз инструмента нет, я часто говорила, что она может приходить в Розингс каждый день и играть на фортепьяно в комнате миссис Дженкинсон. B той части дома она, знаете ли, никому мешать не будет.

Мистеру Дарси как будто стало стыдно за бесцеремонность тетушки, и он ничего не ответил.

Когда кофе был выпит, полковник Фицуильям напомнил Элизабет, что она обещала сыграть ему. Она тотчас села за инструмент. Он придвинул стул поближе к ней. Леди Кэтрин дослушала пьесу до половины, а затем громко заговорила со своим вторым племянником. Но он вскоре отошел от нее, с обычной своей неторопливостью направился к фортепьяно и встал так, чтобы видеть лицо прелестной музыкантши. Элизабет заметила его маневр и в первую же удобную паузу сказала ему с лукавой улыбкой:

— Вы намерены испугать меня, мистер Дарси, подойдя во всем вашем величии послушать меня. Но я ничуть не испугаюсь, хотя ваша сестрица и играет сталь бесподобно. Во мне прячется упрямство, которое восстает, когда меня хотят устрашить. Моя храбрость просыпается при каждой попытке заставить меня бояться.

— Не стану говорить, что вы в заблуждении, — ответил он, — потому что вы ведь не думаете серьезно, будто я лелею намерение вас испугать. A я уже достаточно долго имею честь быть с вами знакомым, чтобы знать, как вам иногда нравится высказывать мнения, которые на самом деле вам не принадлежат.

Элизабет искренне посмеялась над таким своим портретом и сказала полковнику Фицуильяму:

— Ваш кузен прекрасно вам меня аттестует и научит вас не верить ни единому моему слову. Сколь я несчастна, что встретилась здесь с человеком, который так умело представляет мой характер в истинном свете там, где я уповала показать себя в авантаже. Право, мистер Дарси, очень невеликодушно с вашей стороны упомянуть обо всех моих изъянах, которые вы подсмотрели в Хартфордшире, — и позвольте вам сказать, это дурная политика, так как мне хочется отплатить вам, и тогда могут выясниться таксе вещи, которые шокируют ваших близких.

— Я вас не боюсь, — сказал он с улыбкой.

— Прошу, позвольте мне услышать, в чем вы его вините! — воскликнул полковник Фицуильям. — Я очень хотел бы услышать, как он ведет себя среди малознакомых людей.

— Ну, так вы услышите! Однако приготовьтесь узнать нечто ужасное. Когда я увидела его в самый первый раз в Хартфордшире, это, вообразите, было на балу, и как, по-вашему, он вел себя на этом балу? Танцевал всего четыре раза, хотя кавалеров не хватало и, как мне отлично известно, не одной барышне приходилось сидеть у стены, потому что ангажировать ее было некому. Мистер Дарси, вы не можете отрицать, что так и было.

— Я не имел чести быть знакомым ни с одной дамой или барышней на ассамблее, кроме тех, с кем приехал туда.

— Справедливо. И на балах ведь никого никому представлять не принято! Полковник Фицуильям, так что же мне еще сыграть? Мои пальцы ждут ваших распоряжений.

— Быть может, — сказал Дарси, — я поступил бы разумнее, если бы искал представления, но во мне слишком мало того, что рекомендовало бы меня новым знакомым.

— Не спросить ли нам у вашего кузена о причине? — сказала Элизабет, все еще обращаясь к полковнику Фицуильяму. — Не спросить ли, почему человек, блещущий умом и образованностью, к тому же вращающийся в высшем свете, имеет слишком мало того, что его рекомендовало бы новым знакомым?

— На ваш вопрос я могу ответить, не обращаясь к нему, — сказал полковник Фицуильям. — Потому, что его это не заботит.

— Разумеется, я лишен дара, присущего некоторым людям, — сказал Дарси. — Дара непринужденно беседовать с теми, кого я вижу впервые. Я не способен подделаться под тон их беседы или притвориться, будто мне интересно то же, что и им, хотя и часто наблюдаю подобное.

— Мои пальцы, — сказала Элизабет, — не порхают по клавишам с легкостью, которую я наблюдаю у многих музыкантш. В них нет ни необходимой для этого силы, ни быстроты, и они не способны играть с тем же искусством. Но я всегда полагала, что вина тут моя, так как я не тружусь упражняться. Но не потому, что считаю, будто мои пальцы менее способны к совершенству, чем у других музыкантш.

Дарси ответил с улыбкой:

— Вы правы. И свое время вы употребляли с гораздо большей пользой. Никто из имевших честь слушать вашу игру не нашел бы в чем вас упрекнуть. Ни вы, ни я не садимся за инструмент перед незнакомыми людьми.

Тут их перебила леди Кэтрин, которая громко осведомилась, о чем они разговаривают. Элизабет тотчас снова заиграла. Леди Кэтрин подошла к фортепьяно, послушала одну-две минуты, а затем сказала Дарси:

— Мисс Беннет играла бы совсем недурно, если бы больше упражнялась и имела бы лондонского учителя. Пальцы у нее достаточно гибкие, но ее вкус уступает вкусу Анны. Анна играла бы восхитительно, если бы здоровье позволило ей учиться музыке.

Элизабет взглянула на Дарси, чтобы узнать, с какой охотой он поддержит этот комплимент своей кузине. Однако ни в этом случае, ни в других она не подметила ни малейших признаков любви; и его поведение с мисс де Бэр навело ее на следующую утешительную для мисс Бингли мысль: будь мисс Бингли его родственницей, то у нее было бы ровно столько же надежд стать его избранницей.

Леди Кэтрин продолжала говорить об игре Элизабет, не скупясь на поучения, касавшиеся владения инструментом и ее вкуса. Элизабет выслушивала их с вежливым терпением и по просьбам джентльменов продолжала играть, пока не подали карету ее милости, чтобы отвезти их всех домой.

На следующее утро Элизабет сидела за письмом к Джейн в одиночестве, потому что миссис Коллинз и Мария отправились по делам в деревню, как вдруг ее отвлек звон дверного колокольчика — верный знак, возвещавший о визитерах. Она не слышала перед этим стука колес, а потому подумала, что это может быть леди Кэтрин, и поспешила спрятать недоконченное письмо, чтобы избежать бесцеремонных расспросов, но тут дверь отворилась и, к ее великому изумлению, вошел мистер Дарси — и один. Он, казалось, тоже удивился, что застал ее одну, и извинился за свое вторжение — служанка не предупредила его, что хозяйки и ее сестры нет дома.