– Хвала Небесам, – сказал Лео, – мы снова вместе! А помнишь, Хорейс, как мы плыли на лодке во время первого своего путешествия – в страну Кор? История повторяется.
– Охотно верю, – ответил я. – Я готов верить всему, чему угодно, Лео. Ведь мы всего-навсего мошки, запутавшиеся в паутине: соткана эта паутина Ханией, а сторожит нас Симбри. Но расскажи обо всем, что с тобой случилось, и побыстрее, ибо неизвестно, долго ли еще мы останемся вдвоем. Если, конечно, ты помнишь.
– Хорошо, – согласился он. – Разумеется, я помню, как мы прибыли в этот дом над воротами, после того как госпожа и старик выудили нас из реки. А уж если ты завел разговор о паутине, не могу не вспомнить, Хорейс, как болтался на ремне из яковой кожи. По правде говоря, я и без напоминаний вряд ли когда-нибудь об этом забуду. Знаешь ли ты, что я перерезал ремень, потому что боялся сойти с ума и хотел умереть в здравом рассудке? А что случилось с тобой? Ты соскользнул?
– Нет, я прыгнул вслед за тобой. Подумал: лучше умереть вместе, с тем чтобы вместе начать все сначала.
– Браво, старина Хорейс, – растроганно сказал он, и в его серых глазах блеснули слезы.
– Прекратим этот разговор, – ответил я. – Как видишь, ты был прав, когда предрек, что все кончится благополучно, – все и кончилось благополучно. А теперь рассказывай.
– Мой рассказ будет, возможно, интересен, но не очень долог, – произнес Лео, краснея. – Я уснул, а когда проснулся, то увидел, что надо мной склоняется красивая женщина, я подозреваю, что ты знаешь кто, Хорейс, а затем она поцеловала меня, но, по всей вероятности, это был сон.
– Нет, не сон, – возразил я, – я все это видел.
– Сожалею, очень сожалею. Во всяком случае, женщина была красивая, сама Хания, я много раз видел ее впоследствии и даже говорил с ней на своем современном греческом языке, как уж умею, – кстати, Айша знала старый греческий: любопытно, весьма любопытно.
– Она знала несколько древних языков, немало и других, кто их знает. Продолжай.
– Она выхаживала меня очень заботливо, но, насколько мне известно, до вчерашней ночи не выказывала чрезмерной привязанности, и у меня хватило ума не распространяться о нашем – столь богатом событиями – прошлом. Я сделал вид, будто ничего не понимаю, говорил, что мы просто путешественники, ну и в таком духе, и все спрашивал, где ты. Похоже, я ее рассердил: она все хотела что-то у меня выпытать, а я, как ты догадываешься, сам хотел выпытать у нее побольше. Мне не удалось выяснить ничего, кроме того, что она Хания, здешняя властительница. Но тут у меня и так не было никаких сомнений: если кто-нибудь из слуг или рабов осмеливался помешать нашей беседе, она тотчас же приказывала вышвырнуть его из окошка, и только быстрота ног спасала несчастного.
Итак, мне ничего не удалось у нее выяснить, как, впрочем, и ей у меня; вот только никак не пойму, почему она проявляет такие нежные чувства к человеку, ей незнакомому, если, конечно, если… Кто она, по-твоему, Хорейс?
– После того как закончишь свой рассказ, я скажу, что думаю. Все в свое время.
– Очень хорошо. Я уже чувствовал себя вполне сносно, но вся эта история, что случилась прошлой ночью, сильно меня расстроила. После того как этот старый звездочет Симбри принес мне ужин, я поел и хотел уже укладываться спать, и вдруг вошла Хания в царском облачении. Ну просто принцесса из волшебной сказки: на голове – диадема, темно-каштановые волосы так и развеваются.
И вот, Хорейс, она начинает объясняться мне в любви: этак туманно, обиняками; смотрит на меня, вздыхает и говорит, будто мы знали друг друга еще в прошлом – и довольно-таки близко, как я понял, – а затем высказывает желание возобновить наши прежние отношения. Я изворачивался, должен тебе сказать, как только мог мужчина в довольно беспомощном состоянии, когда лежит на спине, а над ним стоит очень высокая и очень величественная дама и осыпает его комплиментами.
В конце концов ее расспросы загнали меня в угол, и, чтобы прекратить этот разговор, я сказал ей, что ищу потерянную жену, ибо, что там ни говори, Айша – моя жена, Хорейс. Она с улыбкой сказала: зачем далеко искать, она, мол, и есть моя потерянная жена, спасшая меня от гибели в реке. Говорила она с такой убежденностью, что у меня не осталось никаких сомнений в ее искренности и я даже склонен был поверить ей, ибо если Айша и жива, то наверняка сильно переменилась.
Я просто не знал, что делать, когда вдруг вспомнил о локоне – единственном, что у меня сохранилось от Нее. – Лео притронулся к груди. – Я вытащил его и сравнил с волосами Хании, и тут она вся передернулась – должно статься, от ревности, потому что локон был длиннее и не походил на ее волосы.
Поверь, Хорейс, прикосновение к этому локону, а она его коснулась, подействовало на нее, как азотная кислота на фальшивое золото. В ней сразу проступило все дурное. Разгневанный голос зазвучал грубо, она стала почти вульгарной, а ты знаешь, когда Айша впадала в ярость, Она могла совершить злой в нашем понимании поступок, наводила на всех ужас, но в ней, как в молнии, не могло быть ничего грубого или вульгарного.
В этот момент я уверился, что Хания – кто бы она ни была – во всяком случае, не Айша: они разнятся так же сильно, как их волосы. Поэтому я лежал тихо, слушая, как она говорит, упрашивает, угрожает; наконец она выпрямилась и гордо вышла из комнаты, и я услышал, как она заперла дверь снаружи. Вот и весь мой рассказ; я не думаю, что Хания успокоилась, и, сказать честно, я ее побаиваюсь.
– Да, тут есть над чем поразмыслить, – сказал я. – А теперь сиди тихо, не шевелись и не разговаривай: этот рулевой, возможно, соглядатай, и я чувствую на своей спине пристальный взгляд старого Симбри. И не прерывай меня, потому что, боюсь, у нас не так много времени.
Настал мой черед рассказывать, и Лео слушал меня с неподдельным изумлением.
– Ну и чудеса! – воскликнул он, когда я закончил. – Кто же эта Хесеа, что послала свое письмо с Горы? И кто же тогда Хания?
– А что подсказывает тебе догадка, Лео?
– Аменартас? – с сомнением шепнул он. – Та, что сделала надпись на черепке вазы? Египетская принцесса, которая, по словам Айши, была моей женой две тысячи лет тому назад? Аменартас в своем новом воплощении?
Я кивнул.
– Так я думаю. Почему бы и нет? Я уже много раз говорил тебе: я твердо убежден, что если нам суждено будет увидеть следующий акт пьесы, ведущую роль в нем будет играть Аменартас, вернее, дух Аменартас; это, если ты помнишь, я и написал в своем повествовании.
Если старый буддийский монах Куен, как и тысячи других, по их уверениям, может вспомнить прошлое и даже проследить цепь перевоплощений своего «я», почему бы и этой женщине, что поставила столь многое на карту, не припомнить с помощью дяди-колдуна, пусть смутно, ее прошлое?
Как бы то ни было, Лео, это прошлое, по-видимому, все еще тяготеет над ней: именно поэтому, помимо своей воли, она с первого взгляда безумно полюбила того самого человека, которого любила прежде, – тут нет никакой ее вины.