– Так-то!
Зачем лезть на рожон? Покойнику и самые щедрые награды ни к чему! Разве горячится убойщик, когда режет барана? Русы, понятно, не бараны. Бьются храбро, отважно. Однако часто безрассудно. Это и на руку Тангулу.
Мало-помалу становилось ясным: русы проигрывают сражение. Пал черный стяг великого князя. Тангул взвыл от радости, и еще один рус, на сей раз старый, бородатый, отправился к своему Богу.
Очень скоро Тангул понял, что Аллах воистину милостив к нему, потому что именно полк левой руки русских первым стал отступать.
И в том была и его, Тангулова, заслуга.
Цепким глазом он всегда выбирал себе цель повернее и побезопаснее. Когда дрогнул левый полк русских и сомнение было, останется он на месте или начнет отступать, взгляд Тангула упал на русского воина. Какого воина! Было мальчишке, должно быть, лет четырнадцать-пятнадцать. И в таком возрасте люди разные. Иные отроки тверже кремня. А этот белобрысый, со светлыми жидкими волосами, – ясно было с первого взгляда, – должной твердости не имел. Налетел Тангул, саблю занес, Вострец – а это был он – на миг застыл, выпучив от ужаса глаза, а потом как ударился бежать! Закричал истошно:
– Ма-ма! Мамочка!..
Пустился Тангул за Вострецом. Погонял прежде, играя, словно кот с мышонком. Потом зарубил. Глядя на струсившего мальчонку, и другие русы, непривычные к бою, поддались страху.
Смяла сотня ряды левого полка, вошла в него острым клинком. И уже не только те побежали, кто послабее духом. Крепкие воины попятились, отчаянно отбиваясь. Однако известно: нападать куда лучше, чем обороняться. Нападающий держит бой в своих руках.
Рев прокатился по Мамаеву войску. Наконец-то начался обход противника, столь излюбленный ордынским войском с древнейших времен.
Победно загудели трубы. Забухали барабаны. Послышался голос Муратбека, ободряющего своих воинов. Тангул повернул коня на его голос. Всегда надо быть ближе к хозяину, если хочешь получить жирный кусок из его рук.
– Обходить! Обходить! – кричал Муратбек. – Во славу Аллаха и пророков его!
Ах как сладко и приятно преследовать бегущего врага! Точно крылья вырастают у коня. А сам ты уподобляешься грозной небесной силе. В твоей власти жизнь людей. Ты можешь казнить. Но можешь и помиловать. Но миловать неверных – преступление против Аллаха!
И Тангулова сабля пронзительно свистит в воздухе.
Взз!
Мелькают искаженные страхом лица русов, их наискось вскипающие кровью спины. Головы раскалываются, точно арбузы.
Взз!
Себя в схватке бережет Тангул и заботится о завтрашнем дне. Пусть бесшабашные рубаки гоняются за славой. Тангул знает ей цену. Фу! – дунул ветерок. И где она? Нету! Иное дело – золотой перстенек с камнем-самоцветом или другая стоящая вещица. Она, коли умен, всегда с тобой и тебе верна. Кто спорит, впереди – богатство русских городов. Быть может, если повезет, – диковинные сокровища. Но будущее – туманная мгла. Следует ли, в надежде на него, пренебрегать сегодняшним малым? Ни в коем случае!
Потому, зарубивши саблей московского или серпуховского мужичка, не слезая с коня, ловко подхватывает Тангул свою незадачливую жертву и проворной цепкой рукой – к врагу за пазуху. И почти всегда хоть с малым, а прибытком. То серебряный крестик на стынущей шее объявится, а то и мешочек с серебряными же деньгами.
Малые деньги у мужичонки. Откуда взяться большим? А Тангулу и они сгодятся.
Кладет Тангул глаз и на богатых воинов. Однако тут надобна – ох какая! – осторожность! Знатный или богатый редко идет в бой один. При нем слуги, кои призваны охранять своего господина. И охраняют многие, словно свирепые псы. Попробуй сунься! Сам без головы останешься. И Тангул ищет добычу пусть поменьше, да верную. А главное – безопасную. Оттого ложатся снопами под его саблей все более воины-небывальцы.
Наверное, были и бедняки ордынцы, которые шли на Русь по принуждению своих владык. Но велика ли разница землепашцу – сам ли огонь бежит по полю или его гонит ветер? Нет у меня жалости-сострадания к пришедшим на мою родную землю с огнем и мечом. Нет – и всё тут! Ум готов постичь – сердце отвергает. Ведь и впрямь не колодезная водица – кровь, столь обильно пролитая на Руси ордынцами! И принятые безмерные муки требуют не только скорби, но и памяти!
Скачет Тангул конь о конь с Муратбеком.
– Молодец, Тангул! – хвалит Муратбек.
Позади одна речушка, другая. Впереди две реки: Дон и Непрядва. Их названия слышал Тангул, но выговаривал плохо, с трудом. Чужой язык. Да надо ли? Туда сейчас будут сброшены русы. Многие потонут. Но и для плена останется в достатке!
Впереди еще и рощица.
Конь Аман по-прежнему летит стрелой. А новый хозяин его широко раскрыл от изумления рот…
Отчего замешкались и вы, почтенные мурзы и беки? Или озадачены чем-то увиденным подле Зеленой дубравы?
Глава 15
Засадный полк
Все воины, кои попали с засадным полком в Зеленую дубраву, с самого начала роптали:
– Дождались чести! Рать в поле, мы же, слава тебе господи, в кустах!
Князь Владимир Андреевич серпуховской грыз ногти, что делал лишь в крайней досаде.
И ведь что более всего обидно: в полку собраны отчаянные головы, степные ведомцы-разведчики. Народ из всего русского воинства самый лихой и отважный.
Воевода Боброк-Волынский, сухой и прямой, как палка, слова, кои говорили воины, словно бы мимо ушей пропускал. Вышагивал на длинных ногах журавлем, заложивши руки за спину. Лицо каменное.
– Истукан! – косились воины. – Навязался на наши головы!
Лезли на деревья, обсуждали увиденное. Боброк-Волынский троих своих воинов, из тех, что привел с Волыни, тоже послал на деревья. Только их и слушал.
Но было все в полбеды, покуда два воинства, русское и монгольское, изготавливались к сражению.
Кричали с деревьев самые глазастые:
– На Красном холме шатер ставят! Должно, Мамаев!
– Слышь, ребята, сходятся наши с татарвой!
Далеко, однако, было. Видать худо. Поэтому и Бориска, что из первых полез на дерево, и другие прозевали поединок Александра Пересвета с ордынцем.
А вот когда битва закипела, всё поняли.
С той поры началась самая мука.
Час минул. Что рядовым воинам – князю Владимиру Андреевичу сделалось невмоготу. Дабы избежать спора на людях, отозвал он старого воеводу в сторону: