Илья Муромец. Святой богатырь - читать онлайн книгу. Автор: Борис Алмазов cтр.№ 60

Владимир считал, что война с Хазарией – главная война и в его жизни, и в жизни нарождающейся державы. Можно! Можно слить в единый монолит все эти бесчислен-ные селища, городища, разноплеменные орды и лесные народы. Можно! Можно!

Но памятен был поход знаменитого хазарского военачальника Пейсаха на князя Игоря, когда он прошел, как пожар степной, по всем вотчинам князей киевских, смел дружины славян, русов, варягов и наложил дань тяжкую, многолетнюю на киевских каганов. Хазарское иго надолго придавило росток будущей славянской государственности. Какими деньгами, какой кровью, пролитой ради хазарского каганата и славы его, платили русы, славяне и все подвластные в страшной доле хазарских данников; какие реки слез были пролиты, с какими потоками можно было сравнить тысячи рабов, угнанных на рынки Итиля, Азова, Кафы и дальше – до Багдада, Пекина и Кордовы!

Как меч вознесенный была Хазария над Киевом! Как секира при корнях побега молодого!

Медленно отваливалась эта страшная тягота, что много лет давила и не давала развернуться княжеству русов и славян. Казалось, старый Хельги – Вещий Олег – разбил хазар, но ответом был поход Пейсаха. Казалось, Святослав выжег Итиль и города иные, развалил крепости Саркел, Саткерц и Тьмутаракань, но оправилась Хазария, и хоть не в состоянии была, как при Пейсахе, сокрушить Киев, но жестко держала его на правом берегу Днепра, не давая шагу ступить в сторону Черного моря, отрезая от стран полуденных и торговых путей.

Однако Хазария была уже не та, что прежде, – тень былого величия и силы. Четыре стихии подтачивали ее могущество. Стихия первая, людям не подвластная: Великий Гурган – Каспийское море стало наступать на Итиль, столицу Хазарии. Уровень его поднялся на семнадцать метров, и поглотили волны морские поля и виноградники, стены городские и дороги. Тысячи рабов изнемогали на строительстве дамб и отводных каналов, но Каспий, словно кара Божья, наступал неотвратимо, каждый год обращая в ничто тщетные усилия человеческие.

Вторая стихия – ислам, несомый на остриях тысяч копий и сабель, ежегодно штурмовавших цитадели Хазарии. Подобно морю, неотвратимо наступали воины ислама, проламываясь через железные ворота Дербент-кала, наваливались на Итиль из Хорезма.

Третья стихия бушевала в самом Хазарском каганате. Принятый верхушкой правящей элиты иудаизм расколол державу изнутри. Бежали в степи хазары, исповедовавшие христианство; толпами уходили навстречу братьям по вере хазары-мусульмане; разбегались по горам и степям хазары-язычники, пополняя собою соседние, враждебные каганату народы. Эта стихия была самая страшная – она сокрушила сильную державу, повелевавшую громадной частью тогдашнего мира.

Последняя стихия только нарождалась, только поднималась подобно морской волне, только накатывала, но должна была смыть ослабевшую державу с лица земли. Такой стихией мнилось Владимиру его княжество. Он считал себя отмстителем за годы рабства и позора. Он, как ему мнилось, должен был нанести последний, смертельный удар издыхающему чудовищу, столетиями питавшемуся людскими жизнями.

Поэтому к войне готовились самым тщательным образом. Много раз Илья со сторожей избранных храбров тайно подходил под самые стены вражеских крепостей. Вымерял все дороги, запоминал места бродов на реках, водопоев в степи, выверял кратчайший и наиболее защищенный путь к морю. Воеводы-русы, привычные к веслу и ладье, многократно спускались вниз по Днепру, переволакиваясь на порогах, подходили туманными ночами под самые стены и гавани Тьмутаракани. Сами они вряд ли смогли бы уверенно проходить днепровское устье и огибать густонаселенный Крым, если бы не союзничали с византийцами, если бы на каждом судне русов не сидел византийский кормчий или лоцман.

Союз с византийцами закладывался в Киеве. Там было целое греческое подворье, где постоянно жили послы из Царьграда. Говорить о них следовало именно «византийские», потому что Византия, как всякая империя, была многонациональна и значительную часть подданных басилевса составляли родственные киевлянам славяне.

Внимательно присматривался Владимир ко всему, что шло оттуда на землю русов, и понимал – в империи все древнее, старше, продуманнее, чем в его державе.

Правда, он понимал и политику Хазарии, которая тоже была продуманна, сильна и очень коварна. Но если в Византии, особенно в ее восточной части, было много близкого, родственного славянам державы Владимира, то все, что было в Хазарии, Киеву было прямо враждебно. Ни о каком союзе с Хазарией не могло быть и речи, как и ни о каком примирении – только война на истребление, до полного уничтожения враждебной державы.

Эти мысли и чувства были всеобщими. Разумеется, разделял их и Муромец. И не просто разделял, но готовился к сражению с Хазарией как самому главному бою своей жизни. Там, в предгорье, была родина его предков, оттуда изгнали их, туда шли караваны рабов с колодками на шее, туда продали его мать и сына – Подсокольничка.

Мотаясь по степи, почти все время проводя в седле, меняя лошадей, Илья объездил все подступы к хазарским крепостям, все кочевья вокруг них. Пригодился казавшийся в муромских лесах бесполезным тюркский язык, пригодилась слава освободителя Чернигова и поединщика во всех войнах киевских. Но более всего пригодилось заточение! Слава об Илье как о твердом человеке, как о воине, которого уважает, а может быть, и боится сам князь, открывала перед ним юрты и ставки племенных вождей печенегов, алан и черных болгар, которые ходили в Предкавказье.

Киеву и Владимиру не верили, а Илье – верили. И если он говорил, мол, пойдем на Хазарию и непременно победим, ему верили.

К весне огромная рать была стянута под Киевом. Истерзанные вековым игом, грабежом и постоянным страхом – либо самому быть проданным в рабство, либо детей потерять, либо сродников, – поднимались даже самые малые, самые дальние племена. Их приводила в войско княжеское не только ненависть к Хазарин, но и уверенность, что в Киеве «наши». Ибо теперь в Киеве не было вечных союзников и конкурентов хазар в работорговле – варягов. От прежних варяжских племен в Киеве остались только русы. Но это лишь только считалось, что они от корня варяжского, а ничем они от славян не отличались… Разве что имена говорили о прежнем родстве, но русы, как огромная часть киевлян, крестились и брали новые имена – христианские, общие для всех, по которым определить племенную принадлежность было уже невозможно.

Разноязыкая, пестрая толпа радением воевод к лету была превращена в крепкое, легкоуправляемое войско. Странную картину представляло оно на постое, где сохранялся племенной обиход: мирно соседствовали финны и печенеги, вятичи и дреговичи, русы и болгары – все племена и народы, населявшие киевские земли, прислали дружины. Не пришли только варяги ильменские из Новгорода. И Владимир ясно увидел, что будет, ежели его в хазарской войне разобьют: надвинется варяжская рать из-за Волхова, с ними придут проторенной дорогой варяги заморские и отбросят своими мечами Киевское княжество на сто лет назад. Вновь восторжествует кровавый союз хазар и варягов, вновь пойдут по державе, от моря до моря, охоты на людей… и снова рассыплется таким трудом и такой кровью собранное единство.