Дружинники держались и в городе, и в посаде особняком, как, впрочем, особняком держались и в своих концах жили кожемяки и кузнецы, плотники-ладейщики и ювелиры, плавившие серебро и золото. Разница только в том, что в древности, сказывают, дружинники жили по избам и по землянкам своим, а со времен варяжских стали жить в детинце, в гридницах, только там чувствуя себя в безопасности, потому что при малейшем бунте горожане объединялись против них. И хоть гордились дружиной, когда, возвращаясь из похода, шла она по улицам городским, а пустись дружинник, да еще не языка славянского, один по городу ходить – глядишь, и побили бы для острастки. Потому что горожане – люди вольные, а дружинник – холоп княжеский, и непонятно, что тому князю в голову взбредет: возьмет да прикажет горожан мучить!
Поэтому в основном различные небольшие отряды, коих не могли вместить детинец и двор княжеский, стояли гарнизонами в крепостицах вокруг Киева.
Там и отыскал Илья своих карачаровцев. За высоким тыном с угловыми башнями были и конюшни, и длинные полуземлянки, где на нарах спали воины, был и плац для учения. Полуземлянки и всякие службы лепились под невысокими стенами, а все пространство посреди укрепления свободно, только в углу у стены мостилось когда-то капище Перуна. Но сейчас стояло оно заброшено: многие вой – христиане, а иным не до молитв.
Оставшись без основного ядра своего войска – без варягов, Владимир спешно набирал новую дружину. В городок почти ежедневно приходили новые и новые молодые парни наниматься на княжескую службу.
Их никто не спрашивал, откуда они, потому что даже беглый холоп, вступивший в войско, делался неприкосновенным и хозяин его вернуть не мог. Приводили даже рабов купленных – тех, кто отличался крепостью мышц или взят в бою, с оружием в руках. Воинов старались привлечь, а рабам не доверяли. Потому что была разница! Раб за рабство свое держался – жизнь берег, а воин жизнью не дорожил и лучше бы смерть принял, чем в рабстве жить. Из рабов вой не получались.
А вой ежели и попадали в рабы, то либо погибали там, либо воли добивались. Освободиться из рабства было можно! И воин, особенно славянин, нипочем бы в рабах не остался.
Воинов кормили лучше, но и постоянно гоняли в учении! Трудились они не меньше, чем рабы в каменоломнях, овладевая боем лучным, мечным, рукопашным и на копьях. Часами ломались на плацу – в схватках меж собою и в учении на взаимодействие. Дрались россыпью, дрались стенкой, дрались под командой византийских инструкторов, по их уставу, где каждый по команде должен выполнять общий прием. Византийцы привыкли драться в строю, в тесноте, где главное – плечо в плечо стоять и заедино действовать. Дрались и прикрывая витязя-поединщика. Закрывая конного тяжеловооруженного всадника от нападения пехоты. Дрались и в рассыпном лучном бою, и в шеренге мечников – за щитами, и на стене.
Отдельно учились каждому приему, учились владению мечом, кистенем, цепом боевым, топором, ножом.
В углу у коновязи, зажав коленями большие камни, дрались на мечах и на копьях всадники – прежде чем на коня сесть, добивались крепости в ногах, чтобы на любом коне, как на своих ногах, держаться. Придирчиво следили старшие воины-гридни, не уронит ли кто двухпудовый камень, не окажется ли слаб в коленках. Того с грузом на плечах сотни раз приседать заставляли, плясать воинские танцы, гусиным шагом ходить.
Сызмала воинов учили, поэтому каждый воин искуснее в бою, чем смерд, и малая дружина всегда большую толпу мужиков черных побивала.
Обучившись строю, учились бою рукопашному, учились езде верховой, учились с седла рубить и стрелять и копьем колоть. Большую часть дня в учении проводили и до того изматывались и наламывались в упражнениях, что небывальцы, неуки да новики, едва на нары вползти от усталости могли. А гридни постарше – ничего. Привычно мечом махали и переход конный любой выдерживали. И трусцой с мечом, щитом и топором бежать могли сколь угодно. Такова была дружина молодшая, через которую проходили все небывальцы или вновь пришедшие на службу княжескую. Называлась она молодшей не случайно. Вой тут все ребята молодые, и по чину была она ниже дружины старшей.
Старшая дружина помещалась в Киеве и состояла из бояр и мужей нарочитых. Таковые все в броню закованы на походе и в бою, имели коней боевых и коней заводных, на коих доспех тяжкий и припас воинский возили.
При каждом боярине либо храбре нарочитом состояло по пять-шесть отроков, что, как правило, принадлежали ему по праву владения или родства. Они прикрывали боярина в бою от пеших воинов и легких всадников степных, кои доспеха тяжкого не имели и налетали, как вихрь из степи.
Ежели дружина молодшая получала от князя кормление и котлы свои в городках держала, то дружина старшая кормилась из рук княжеских в его тереме. А отроки и дети боярские – так звались оруженосцы и боевые холопы старших дружинников – кормились из рук их. Они им на постой кормление привозили либо из вотчины своей, либо из княжеского кормления.
Илья попал как бы сразу в две дружины: как небывалец и храбр, особо при княжеском дворе незнаемый, должен он в молодшей дружине быть, где его отроки находились, пока он в погребе пребывал; но вот как вышел он и князем помилован стал, вроде бы должен и в старшую дружину перейти. Для того, правда, должна его дружина старшая принять и место его среди себя определить. А это непросто.
Кроме дружины старшей, была еще дружина княжеская – прежде состояла она вся из варягов и русов: дружина богатая, хорошо вооруженная и многими милостями княжескими пожалованная. Она-то в Киеве все и вершила. Но Владимир-князь дружину эту за море услал, а русов, что с варягами не ладили, всех со старшими дружинниками сравнял.
Хотя сравнять было непросто. По старой памяти русы на кормлениях и пирах княжеских сидели за высоким столом – выше бояр, рядом с князем, хотя у многих из них, кроме доспеха да меча, ничего и не было и отроков они не имели.
Это хорошо увидел Илья, когда прискакал гонец княжеский звать его в терем Владимира, на столование княжеское.
Обрядившись во все лучшее, пошел Илья конно в Киев-град. Оставил Бурушку на коновязи с отроком, а сам без оружия, как предписывали правила, прошел в горницу, где за столами широкими столовалось человек с двести бояр да храбров нарочитых.
Огромный зал под деревянными стропилами крыши был почти по всей длине занят тремя столами; с обеих сторон столов стояли лавки для храбров. А средний стол, во главе, увенчивался еще одним – поперек стоящим. Там сидел князь с думными своими боярами и воеводами, особо приближенными.
Увидал тут Илья по правую руку от князя Добрыню – дядю княжеского, коему вся старшая дружина подчинялась, по левую – воеводу из русов, Рагнара, коего больше на славянский манер звали Волчий Хвост. Сидело с князем за высоким столом не более двадцати человек.
Илье указали место за столом по левую руку от князя, и он сел безропотно среди храбров молодых, много его моложе. Рядом с Ильей оказался и вовсе безусый славянский храбр, в дорогой рубахе, с гривной серебряной на шее, а против Ильи сидел торк – почти что одного с Ильей возраста. Он сразу обратился к Илье по-тюркски, но Илья сделал вид, что не понимает этого языка.